Мальчики и другие

Мы отобрали эти земли у малопонятных племен, объяснял Ян своему внимательному гостю, увлекая его сквозь замусоренную заросль в сторону дома; от них мало что уцелело, совсем ничего, разве что можно представить, что развитие их в самом деле продолжается где-то там, под болотным покровом, куда они скрылись от наших нападок восемьсот лет назад, и, вероятно, достигло некоторых вершин и глубин, раз в какой-то момент большинство торфоразработок здесь было внезапно прекращено. Можно также предположить, что их незаметность теперь заражает и нас словно бы помимо нашей воли: так-то многие рвутся здесь к славе, чего говорить, я и сам ходил в лито до самого школьного выпускного, а другие ходят и сейчас; или пишут треки, натурально вернувшись со смены на прибрежных складах, но что-то стабильно и непроходимо мешает им всем обрести видимость: и это древнее проклятие, наложенное на тех, кому досталась поверхность этой земли, настолько обстоятельно, что они даже не ощущают его и вполне искренне считают, что у них все в порядке. Но с чего бы им ущемляться, возражал благоразумный Тимлих: разве ты думаешь, что постящий нелепое стихотворение или выкладывающий плохо сведенный трек не имеет права испытывать честное счастье; ты будто бы не допускаешь, что для них важна сама завершенность их какого-никакого труда. Это правда, признавал он, я завидовал им раньше и, наверное, еще завидую сейчас, что в общем странно: ведь это я теперь владею и распоряжаюсь этим местом, расчисляю и заселяю его как мне заблагорассудится, и никто не может ни покинуть его, ни очутиться здесь, если я этого не захочу. То есть те, кого ты не встречаешь на платформе, просто не могут с нее сойти и должны ехать обратно, уточнял Тимлих; почему же, немедленно отвечал Ян: в этом я им помешать не могу, они приезжают ровно тем же поездом, что и ты, но выходят из него куда угодно, только не сюда.

Если это и так и тебе вручены все здешние ключи, втягивался смеющийся Тимлих, то к чему ты допустил этот стройдвор возле насыпи или ту туповатую новую церковь, которую я видел, подъезжая; разумеется, ты не можешь выписать сюда приличного архитектора, но хотя бы не дать неприличным уродовать эти места ты же должен быть в силах; я не могу поверить, что тебе по душе этот хлам. Мне здесь многое не по душе, отвечал Ян чуть глуше и медленней, а ты еще не видел, что они наворотили в парке за педучилищем; но эта земля лучше знает, чего она хочет, и я с ней не спорю: в конце концов, она просто поглотит то, что ей невыносимо, такие случаи уже были. А я справлюсь со всем, потому что здесь вырос, вскормлен, обучен; в девяностые тут торчали одни обгорелые стойки от турников, а еще в поселке был бревенчатый сарай размером с пароход, и только в самом углу его в какую-то прорезь принимали посуду, а что занимало остальной объем, никто не знал: и вот, в одну летнюю ночь он исчез как не был, как по щелчку открылась ровная сухая земля; наутро мы стояли по периметру, не решаясь ступить на нее. Городская газета тогда написала, что сарай растащили цыгане, но это была чистая истерика, никто никогда не видал здесь цыган; теперь там пустой на две трети ТЦ, который лично мне нравится еще меньше, и тем не менее он стоит где стоит, и я допускаю, что будет стоять там и после меня.