Мальчики и другие

После одного из забегов, давшегося ей неожиданно тяжело, на нее навалились давно позабытые сны: глупое происшествие на папиной машине, обрывки пожара в музыкальной школе, ночь на Курском вокзале с южными чемоданами; она несколько раз вскидывалась на узком диване, надеясь услышать стук по турнику, но во дворе была тишина, и морок снова уносил ее. Потом ей приснилось, что она разглядывает себя и видит, что вся ее кожа стала точно такого же цвета, как здешнее небо: старая газета, закапанная молоком; но прикасаться к ней было так сладко, как будто она одна одевала если не всех женщин мира, то уж точно всех летних девочек с вднх из второй половины двухтысячных. Задыхаясь, Лена сложилась пополам, обняв себя за бедра, и тогда-то ужасный турник загремел еще чаще обычного, словно на этот раз к нему подоспели сразу два звонаря. Она вскочила к подоконнику и стукнула по нему кулаками, боль пронизала руки; но внизу не успокаивались, турник заходился набатом, и Лена, не справляясь с подкатившим ужасом, бросилась на крышу, чтобы хотя бы иметь лучший вид.

Во дворе и вблизи гаражей было пусто, ничего не горело и не уходило под землю, и она уже хотела выкрикнуть какое-то проклятие, но увидела все же, что в поле рядом с грузовиком припаркован бронзовый «кадиллак» Вацлава: он однажды отвез ее до самого дома, умудрившись не застрять в их проулках. Турник утих, но весь воздух уже был захвачен тревогой; улегшись, она продолжала следить: Вацлав в рыжем свитере вышел из машины вместе с охранником, они вместе вытащили наружу Илью и еще одного длинного пассажира, в котором она, поразмыслив, узнала того школьного гения из городского лито. Их с Ильей отправляли, как она понимала, вперед, и школьному гению это не нравилось; охранник хотел толкнуть его в голову, но тот успел отпрянуть и яростно побежал через поле к роще, ему никак не стали мешать. Оставшийся Илья, лучше всех понимавший в подобных местах, поднял голову к крышам: Лену он увидеть не мог, но, еще повертевшись, Илья двинулся ровно к ее дому, а за ним и Вацлав.

Запереться на крыше было нечем, она ринулась в люк и почти упала в подъезд, но бесшумно, и скользнула к себе, не особенно зная, что делать: если они обойдут все квартиры, не выпуская из виду лестницы и двор, у нее не получится скрыться; если спасаться к сараям, ее, вероятней всего, перехватит охранник, а если каким-то чудом ей удастся добежать до леса, то кто знает, не встретится ли ей там дезертировавший школьный гений со своими стихами. Все это заставляло ее цепенеть, и она с великим трудом сделала несколько безопасных шагов к кухонному окну, в которое уже просились пугающе знакомые голоса, их почти можно было потрогать руками. Уже не боясь выдать себя, она поставила на дежурно горящий газ ковш с водой, чтобы ей было чем плеснуть в первого же, кто поднимется сюда.

Когда Илья позвал ее из подъезда, она спокойно сняла воду с плиты и спокойно же села на диван, чтобы он не подумал, что его кто-то ждал: дверь была ровно напротив нее, кипяток был по правую руку, ему стоило только войти. В той же куртке, что и на озерах, с красивым невыспавшимся лицом и дурацким фонариком он возник во тьме проема как на краю обрыва, сперва посмотрел на огонь и только затем перевел взгляд на Лену, еще ждавшую первого шага, но Илья свернул в комнату, слышно удивился обстановке и по известной привычке захлопал шкафами; еще через минуту он снова появился в проеме, пряча в куртку единственный годный хабар, ее «Зависть», обернулся еще и наконец вошел в кухню: Лена опоздала схватить кипяток, Илья раньше дотянулся до плиты и выключил газ. Она ненавидяще выдохнула, Илья снова взглянул на нее, на лице его проступила растерянная опаска, и он, отшагнув, исчез в лестничной тьме.

Спустившись за ним, Лена застала всех троих посередине двора, Вацлав страшно орал, Илья отвечал как мог; обойдя их подальше, она поднялась на останки эстрады, чувствуя себя девочкой на уличном конкурсе, и уже оттуда смотрела, как они возвращаются в поле, держась на расстоянии друг от друга, и Вацлав шагает спиною вперед и кричит еще что-то совсем сумасшедшее, ей казалось, что у него изо рта брызжет серая пена. Разворачиваясь, они громко зацепили грузовик, и Лена засмеялась в невидимый микрофон; следом из засадной рощи вынырнули дети и осыпали уезжавших гнильем, тем пришлось торопиться. Вечер был трепетен, кожа его не кончалась; давно не приходившая кошка вспрыгнула к Лене на сцену и жарко прижалась к ногам.

Египет