Мальчики и другие

Застоявшиеся операторы оживились, снимая их выход, и эрц пропустил писателя вперед; В. А. задержался в дверях, ожидая, что гость снова притянет его к себе, но не дождался и один сошел на траву, медленно узнавая собственный двор. День был все так же сер и горчав, из дальнего леса ветер нес обычную труху, еще дальше ворочала жернова невидимая гроза. Прогуляемся до реки, предложил В. А., больше здесь смотреть не на что; а гроза до нас не доберется, ее всегда сносит куда-то в Эстонию, к солдатам НАТО. И прекрасно, откликнулся эрц, одеваясь, и, дав свите знак оставаться на месте, двинулся вслед за писателем прочь со двора. Когда они достаточно отдалились, он взглянул на В. А. с озорством: я вам все же расскажу, но пусть это останется между нами: под Новый год у нас были очень серьезные сведения, что они собираются вас выкрасть военным вертолетом, вот прямо отсюда: чем безумнее план, тем, как известно, вернее он может сработать. Нам пришлось, как понимаете, проверить ваши контакты: это было впервые и, думаю, больше не повторится; и когда оказалось, что вы никак в этом сами не заняты, я поехал к духовнику и как сумел повинился за эту возню, а теперь сообщаю и вам. Пустяки, ответил В. А., меня никогда не пугало, что кто-то прочтет мои письма, это страх других поколений; но что же с вертолетом, почему он не прилетел? Эрц потер кончик носа: мы дали понять через наших друзей, что вы не заинтересованы в том, чтобы покинуть страну, да еще таким способом; само собой, мы могли просто сбить их на границе, но был бы страшный скандал, от которого никто бы не выиграл. А так мы убедили их не рисковать, руководствуясь, в общем-то, тем, что прочли в вашей почте. Спасибо, сказал В. А., мне было бы дико жить еще и с таким грузом на сердце; но почему им было не поступить как-то проще: пригласить меня на конференцию и предложить убежище, для чего вертолет, что за чушь. Эрц поднял брови: вы и правда не понимаете, почему вертолет и спецназ, а не конференция и убежище? Нет, я не понимаю, ответил В. А. Они вступали в низкий, пахнущий грязью орешник, и эрц, осмотревшись по сторонам, ответил каким-то змеиным голосом: вы сокровище, В. А., а сокровище не приглашают, его можно только украсть.

Древесная тьма опустилась на них, и какое-то время они прошли молча; эрц не стерпел и расколол в пальцах несколько крупных орехов: сыроваты, посетовал он, неудачно растут; ладно, я посмешил вас вертолетом, но теперь хочу поговорить о другом. В следующем мае, как вы знаете, будет большой юбилей, мы рассчитываем, что многие приедут, строим мемориал под Москвой и готовим амнистию: мне советуют, и я в целом на это согласен, отпустить всех осужденных по адмиралтейскому делу, это трое гвардейцев и пятеро активистов; вы все помните сами, конечно. До подачи на досрочное им еще ждать пару лет, и понятно, что у леваков, чьи друзья на свободе по-прежнему многое себе позволяют, тут вообще мало шансов, а есть шансы сидеть до конца; мы хотим, чтобы все они вышли как можно скорее, но нам нужно знать, что вы этого тоже хотите.

В. А. остановился, соображая: но я действительно помню, что я не единственный, кто потерял там ребенка; вы собираетесь задать такой же вопрос всем, чьи дети сгорели от этой стрельбы, или, может быть, вы их уже опросили и остался я один? Эрц продолжал шагать, и В. А. пришлось поторопиться следом: нет, услышал он, мы никого не опрашивали и не станем, как вы это себе представляете: половина из них согласится, половина откажет, и что мы будем с этим делать? Я не думаю, что, даже если мы все скажем «нет», это вам помешает, нагнал его В. А.: вы и так легко можете выпустить ваших убийц, а левакам припаять еще какой угодно срок, едва ли кто-то этим всерьез возмутится; вы же все это предполагали с самого начала, потому и набрали себе охапку заложников, так что не понимаю, к чему теперь этот разговор. Орешник кончился, и они оказались в широком трепещущем поле; теперь остановился сам эрц: вам осталось сказать только, что мы могли вообще никого не сажать; почему-то вам, как и многим, кажется, что нас не волнуют ни наши законы, ни дети, погибшие на наших площадях, ни то, что о нас будут думать сейчас и потом. Никто не спорит, все можно устроить и так, как вы это только что описали, но я сам описал вам другую возможность, давайте мы вместе дадим ей состояться.