- Он согласился?
- Нет. Он очень бережно относился к своим деньгам.
Звуки кларнета достигли ушей Либермана. Снова тот же Моцарт, что и раньше. Менуэт из «Квинтета для флейты» исполнялся просто мастерски. Он вспомнил о себе в том же возрасте, когда ему приходилось по два и три часа проводить за старым «Плейелем». Его мать, да упокой Господи ее душу, с той же гордостью говаривала: «Его ждет большое будущее в музыке». Но кто мог знать, что его будет ждать? И когда он последний раз садился за пианино?
- Я не понимаю, - сказала фрау Дюрнинг. - Эмиль не был убит.
- Он мог стать жертвой убийцы, - сказал Либерман. - За ночь до его гибели, он подружился с каким-то коммивояжером. Они могли договориться, если коммивояжер не покажется в баре к десяти часам, встретиться вечером у того строения. Таким образом, он мог очутиться там в нужное для убийцы время.
Фрау Дюрнинг покачала головой.
- Он ни с кем не мог договориться о встрече у подобного здания, - сказала она. - Даже с тем, кого хорошо знал. Он слишком подозрительно относился к людям. И, ради Бога, с какой стати им могли заинтересоваться
- Был ли у него с собой пистолет тем вечером?
- Он всегда держал его при себе.
- Всегда?
- Сколько я его знала,
- Кого он боялся? - спросил Либерман.
- Всех. Коллег по работе, людей, которые просто смотрели на него... - фрау Дюрнинг доверительно склонилась к слушателю. - Он был слегка сдвинут ... ну, не сумасшедший, но и нормальным его нельзя было назвать. Я как-то попыталась его кое-куда отвести, ну, вы понимаете, к врачу. Как-то по телевизору шла передача о таких людях, как он, которые думают, что все вокруг... как бы строят против них заговоры, а когда передача кончилась, я стала окольными путями ему намекать - ну, что тут поднялось! И я против него строю заговоры! Я хочу объявить его сумасшедшим! Он чуть не пристрелил меня тем вечером!
Откинувшись на спинку кресла, она перевела дыхание и ее передернуло, после чего она подозрительно уставилась на Либермана.
- А как вы о нем узнали - он что, написал вам, что его преследуют нацисты?
- Нет, нет.
- Тогда почему вы решили, что они имеют к нему отношение?
- До меня дошли кое-какие слухи.
- Это ошибка. Можете мне верить, нацистам Эмиль
- Он
- Он мог им быть. Сам он утверждал, что не был, но до 1952-го года я его не знала, так что поручиться не могу. Вполне возможно, что и не был; он никогда не присоединялся
- Чем он занимался во время войны?
- Служил в армии, был, кажется, капралом. Он ухитрился и там раздобыть себе непыльную работенку. То ли на продовольственном складе, то ли что-то такое. Во всяком случае, в безопасном месте.
- Он никогда не был в бою?
- Он был для этого «слишком умен». «Туда лезут только идиоты», говорил он.
- Где он родился?
- В Лаупендале, по другую сторону Эссена.
- И жил в этом районе всю жизнь?
- Да.
- Известно ли вам, бывал ли он когда-нибудь в Гюнцбурге?
- Где?
- В Гюнцбурге. Рядом с Ульмом.
- Никогда не слышала, чтобы он упоминал эти названия.
- А имя Менгеле? Упоминал ли он его когда-нибудь?
Она смотрела на него, удивленно вскинув брови, и покачала головой.
- Всего лишь еще пару вопросов, - сказал он. - Вы очень любезны. Боюсь, что мои поиски впустую.
- Не сомневаюсь, что так оно и есть, - улыбнувшись, подтвердила она.
- Поддерживал ли он отношения с кем-то из значительных лиц? Скажем, из правительства?
На несколько секунд она задумалась.
- Нет.
- Дружил ли он с кем-нибудь из заметных людей?
- С несколькими чиновниками из Эссена, если, с вашей точки зрения, они заметные личности. Как-то он пожимал руку Круппу, что считал большим событием в жизни.
- Сколько времени вы были замужем за ним?
- Двадцать два года. С четвертого августа 1952 года.
- И за все эти годы вы ничего не знали и ничего не слышали о какой-нибудь международной группе, к которой он мог принадлежать, состоящей из людей его возраста и его же положения в обществе?
- Никогда, - решительно мотнула она головой. - Ни слова.
- И он не вел никакой антинацистской деятельности?