Мальчишка

Девочка виновато заморгала белыми ресницами, отступив к стене. Мишка встретился с нею глазами и неожиданно почувствовал, как лицо и уши его загорелись огнем. Ему стало стыдно. Не зная, что делать, он быстро отвел в сторону глаза, решительно дернул за ручку дверь и вошел в класс. Все уже сидели на местах, но учительницы еще не было. На него никто не обратил внимания, кроме Симки.

— Чего это ты раскраснелся как рак, у директора был? — с издевкой в голосе спросил он.

— Не твое дело, — Мишка прошел к своей парте, сел. «И откуда она… такая? — думал он и тут же стал отгонять эти мысли, стараясь успокоить себя: — Пусть не стоит на дороге. Ладно, все равно она меня не знает… А какая она, даже ничего не сказала, а только как-то странно посмотрела… Будто она меня толкнула, а не я».

Никогда еще с Мишкой такого не было, чтобы он раскаивался после того, как причинит обиду девочке. А обижал он их частенько. Мишка считал их ябедами, подлизами и думал, что все зло от них. Зубрилки — они из кожи вон лезут, чтобы получить хорошую отметку, а учителя их потом хвалят, заставляют брать пример с них. Тоже нашли кому подражать!

Но сейчас Мишка почему-то так не думал, ему было стыдно.

Чтобы отвлечься, он полез в парту, достал книгу, тетрадь. Открылась дверь, и в класс вошла Антонина Федоровна — классный руководитель, а с ней та девочка. Мишка не знал, куда девать глаза. Он немного даже испугался: «Неужели пожаловалась?»

Но девочка совсем на него не смотрела. Она сама, стесняясь, робко, словно по льду, шла за учительницей.

Мишка склонился над партой, рисовал на обложке тетради какие-то рожицы. Учительница представила классу новенькую, сказала, как ее зовут, и указала ей место.

Посадили Валю впереди Мишки. Он слышал, как она подошла к парте, тихо откинула крышку, села, но глаз не поднял. Сделал вид, что слишком занят. Когда все успокоились и приступили к обычным занятиям, Мишка украдкой посмотрел на новенькую и увидел две большие косы, которые лежали вдоль спины. На миг мелькнула мысль дернуть за них или развязать бант, но тут же появилась другая: «Дурак!» Мишка покраснел, словно его мысли слышал весь класс. «Хоть бы не вызвали, вот еще будет: задачи-то я не решил», — подумал он. И, будто подслушав его, Антонина Федоровна сказала:

— Ковалев. Решил задачу?

«И как она узнает?» — с досадой думал Мишка, поднимаясь. Вслух сказал:

— Решил, только тетрадь дома забыл.

— Иди к доске, решай.

Мишка вышел. Долго возился с решением, на класс не смотрел, но старался уловить малейшую подсказку. В голове все время путалась одна мысль, которая мешала сосредоточиться: «Вот, пожалуйста, сразу со всех сторон отличился… Скажет — шалопай».

С трудом кончил задачу, положил мел, стал вытирать тряпкой пальцы.

— Говоришь, решал дома? — спросила учительница.

— Да, — еле слышно выдавил из себя Мишка.

— Завтра покажешь тетрадь. Садись, — сказала Антонина Федоровна и добавила: — Надо, Ковалев, заниматься систематически. Имей в виду: не увидишь, как и экзамены подойдут. Потом поздно будет догонять.

Мишка удивился, откуда учительница знает, что он хитрит с уроками, но все же подумал: «Надо и в самом деле нажать…»

Весь красный, прошел он мимо Валиной парты, сел на место и долго не мог поднять глаза.

Дома Мишка не стал, как обычно, шарить, ища, чего бы поесть. Он быстро разделся и сразу же сел за уроки. И, странное дело, перед глазами все время стояла Валя, будто он для нее старался, будто он ей дал слово выучить уроки.

Когда пришла с работы мать и сели обедать, Мишка не выдержал, сообщил, как радостную весть:

— Мама, у нас новенькая появилась, сегодня на последний урок пришла.

Мать выслушала это сообщение безразлично, и Мишка немного обиделся на нее. Он помолчал и добавил:

— Красивая, волосы у нее белые, косы длинные-предлинные, а глаза — вот, как у тебя косынка новая, — голубые-голубые!

Мать как-то странно взглянула на Мишку, он смутился. Мать спросила:

— Откуда же она приехала?

— Антонина Федоровна сказала, что из Ленинграда.

О том, как он познакомился с новенькой, Мишка, конечно, не рассказал, хотя сам все время помнил об этом. И не просто помнил, а постоянно думал, как извиниться перед Валей. Будто бы простое дело — подойти и сказать, но нет, стыдно почему-то…

После обеда он снова сел за уроки, но тут заметил, что у него грязные и необрезанные ногти. Он принялся искать ножницы, с трудом нашел их и, закусив губу, стал стричь ногти. Мать смотрела на него и как-то особенно улыбалась. Мишка заметил, немного смутился, спросил:

— Чего ты?

— Большой ты уже стал, сынок.

— Что ногти сам подрезаю? — криво усмехнулся он, удивляясь про себя наивности матери.

— Да, — сказала она, и Мишка понял, что мать не такая уж наивная, как ему кажется, она все понимает и даже больше понимает, чем сам Мишка. Он покраснел, поспешил сказать:

— И галстук надо погладить, у нас сбор завтра.

На самом деле никакого сбора не предвиделось.

— Да хотя бы и не сбор. Надо быть всегда опрятным, — заметила мать.