Читаем Мальчишка-командир полностью

КОМАНДИР ОТДЕЛЬНОГО ПОЛКА

В тот же день Тухачевский подписал приказ. Голиков был назначен командиром 58-го отдельного полка особого назначения. Слово «отдельный» означало, что это самостоятельно действующее боевое соединение. В разных непредвиденных обстоятельствах все решения командир должен был принимать сам.

Еще полк именовали Нижегородским, поскольку формировался он в Нижнем Новгороде[9], неподалеку от Арзамаса. И было вполне вероятно, что Аркадий Петрович встретит среди командиров и красноармейцев своих земляков. По странному совпадению за короткий срок Голиков получал уже второй полк, откуда только что убрали командира. Удастся ли навести порядок и тут?

С этими мыслями Голиков доехал в кабине грузовика до Моршанска, где теперь ему предстояло служить. По дороге шофер на минуту остановился и показал могильный холмик со звездой вместо привычного креста.

— Здесь похоронен Чичканов, — пояснил шофер, — председатель исполкома. Первый местный руководитель, убитый Антоновым.

Голиков постоял возле холмика, огляделся вокруг. Темнело. Выложенная булыжником дорога была пустынна. По краям росли редкие деревья. Устроить засаду здесь можно было только в полном мраке или даже закопавшись в землю...

В Моршанск Голиков прибыл поздно вечером. Он почувствовал себя утомленным и попросил шофера отвезти его в гостиницу. Там он выспался, надел утром парадную форму и отправился разыскивать штаб своего полка.

Аркадий Петрович миновал площадь, по краям которой стояли приземистые желтые здания гостиного двора. Несмотря на ранний час, многие лавки были открыты. На углу Лотиковской и Почтовой улиц Голиков увидел двухэтажное каменное здание. Это и был штаб 58-го полка.

Голиков предъявил часовому документы. Боец, козырнув, пропустил Аркадия Петровича внутрь. За проходной стояла вешалка, совершенно, правда, пустая. Голиков снял с себя шашку, сумку, пояс с маузером, оставил на вешалке шинель, затем пристегнул все снаряжение обратно.

И пока он раздевался, а потом неторопливо причесывался, глядя в обломок зеркала, прикрепленный гвоздиками к стене, из проходной выскользнул боец, сапоги его торопливо застучали по ступеням лестницы. Голиков сделал вид, что ничего не заметил. Он поправил ремни, новую шашку в блестящих ножнах с металлическим колесиком на конце, так что ее можно было просто катить по полу, и, легонько позванивая шпорами с серебряными звездочками, которые нарочно достал из чемодана в гостинице, начал неспешно подыматься на второй этаж.

Он медлил, волновался. Казалось бы, глупость: он воевал уже третий год и навидался всякого. Но стоило ему получить новое назначение, и он испытывал робость: «Справлюсь ли?» А сейчас вдобавок ему хотелось произвести солидное впечатление на Бычкова, который предотвратил катастрофу в полку.

На лестнице с точеными перилами было ступеней пятнадцать, но, пока Голиков их одолел, сверху, хлопнув дверями по обеим сторонам площадки, пронеслось мимо него человек шесть. И каждый с любопытством, удивлением и даже испугом глазел на него, уже зная, кто он и для чего прибыл.

Комиссар полка Бычков, предупрежденный часовым, ждал нового командира у себя в кабинете. Когда Голиков постучал в дверь и вошел, он увидел высокого темноволосого человека лет двадцати восьми с изогнутой трубкой в зубах. Аркадия Петровича поразило напряженное выражение лица комиссара, словно Бычков по самому первому впечатлению желал составить себе исчерпывающее представление о новом командире. От беспощадной прямоты взгляда, в котором читалось: «Что ты умеешь?.. Что можешь?..», Голикову сделалось не по себе, но он четким шагом, придерживая саблю, прошел через комнату; звякнув шпорами, вскинул руку, представился и, вынув из сумки заранее приготовленный листок приказа, четким движением (адъютантская школа) протянул его Бычкову. Отступив на шаг, снова звякнул шпорами. В такт шпорам звякнула сабля.

Комиссар, недвижно наблюдавший за ним, читать бумагу не стал и положил ее возле чернильного прибора, а затем протянул руку, поздоровался и показал на жесткий венский диван возле окна.

— Садитесь, пожалуйста, товарищ Голиков... Простите, как вас зовут?

— Аркадий...

— А по отчеству?

— Аркадий Петрович, — смутился Голиков.

— Очень рад с вами познакомиться, Аркадий Петрович. Мы давно вас ждем. Полк уже порядочное время без командира. Я сегодня опять звонил комиссару боеучастка Сергееву. «Сколько, — спрашиваю, — еще ждать?» — «Едет, — ответил, — Тухачевский сказал: «Бывалый, опытный». Я, признаться, ждал этакого солидного. А вы, оказывается, еще очень молоды. Это не упрек, — поспешно добавил комиссар. — А теперь скажите, как добрались. На квартире своей еще не были?

Голиков смутился. Ему было приятно, что его ждали. Обрадовал добрый отзыв Михаила Николаевича. И захотелось ответить, что он тронут, что на квартире не был, но что-то во взгляде комиссара его остановило. И он просто сказал:

— Это все мелочи. Не будем терять время. Я бы желал знать, какая обстановка в полку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги