— Нет-нет, — испугался Аркадий. — Но я хочу точно про насекомых, акул, вулканы...
— Для этого существуют энциклопедия, учебники... А главное — если через месяц я пожелаю взглянуть вот на эту карточку про меч-рыбу, вы ее, скорее всего, не найдете.
— А как же быть, если мне понадобится... про меч-рыбу?
— А для чего же память? Было время, когда не существовало письменности. Все сведения о природе, способах добывания огня, приемах охоты на громадных животных с помощью примитивных орудий, сведения о том, когда сеять, а когда снимать урожай, и о многом другом хранила из поколения в поколение только человеческая память. Если бы случилось такое несчастье, что сразу все люди лишились бы способности помнить, человечество исчезло бы. Оно бы не выжило.
— Но тогда мало знали.
— Ошибаетесь. Нашим предкам было известно такое, о чем мы уже не имеем понятия. Они читали следы зверей и птиц — иначе как же охотиться и выслеживать? Великолепно распознавали запахи — это часто помогало уберечься от опасности. Знали абсолютно все растения: какие пригодны в пищу, какие для лечения, а какие ядовиты, и их нужно остерегаться. В деревнях и сейчас это знают. Там живут старушки, которые, взглянув на небо, скажут, какая погода будет завтра. Или заявят: «Раз сегодня дождь, то лить он будет сорок дней». И действительно, дожди начинают лить без остановки.
Вот здесь, на полках, стоят «Илиада» и «Одиссея». Их, по преданию, сочинил слепой поэт Гомер. Прошло много времени, прежде чем их записали. А до этого тысячи людей запоминали их с голоса, слово в слово.
— Сейчас такой памяти уже не бывает, — вздохнул Аркадий.
— Бывает. У нас в Арзамасе священнослужители помнят наизусть Библию. Да и не одну только Библию. Много других текстов, которые они считают важными. Наша память нуждается в том, чтобы ее загружали. Она любит работать. И чем больше ей приходится работать, тем лучше она это делает. Поэтому есть люди, память которых изумляет.
Я слышал на Севере сказительницу, которая три дня при мне пела песни, былины, веселые частушки — и ни разу не повторилась. Думаю, она помнила не меньше Гомера. Потому я и говорю: все, что вам может понадобиться, запоминайте — места, где вы побывали, названия растений, повадки птиц, оттенки заката, исторические события, страницы книг, которые вам особенно понравились. И свои толковые мысли запоминайте тоже. Листок или карточка могут затеряться. А голова всегда будет при вас.
Человек с отличной памятью, — продолжал Галка, — богатый человек. То есть денег и драгоценностей у него может и не быть. Зато ни один прожитый день для него не проходит бесследно. Все увиденное, пережитое, услышанное, понятое остается с ним. Мы никогда не знаем, что нам из прошлого опыта понадобится. И чем богаче наша память, тем в сложных и опасных ситуациях мы защищенней. Обратите внимание, как много полезного помнят герои Жюля Верна — и это помогает им выжить.
Аркадий кивнул. Он был растерян. Он испытывал изумление перед могуществом человеческой памяти и сожалел, что у него не будет такой памяти, как у Гомера или хотя бы как у самого Галки, который стихи Гюго на уроках читал на французском, поэму Байрона — на английском, сонеты Петрарки — на итальянском, а восточных поэтов — на японском или китайском языке. Аркадий машинально рвал ненужные ему теперь карточки с выписками. Лоскутки падали на колени и сползали на пол. Галка это заметил, но ничего не сказал.
— А если у меня слабая память? — с тревогой произнес Аркадий.
— Слабая память только у больных, — жестко ответил Галка. — У большинства она бывает просто ленивой.
— Но тетя Даша меня о чем-нибудь попросит, а я забываю.
— Память здесь ни при чем. Вы невнимательны. А у рассеянных людей хорошей памяти быть не может. Чтобы что-то запомнить, надо сосредоточиться. Этому тоже учатся. Я был во время своего путешествия в тибетском храме. — Галка снял с полки позолоченную фигурку Будды. — Там не только молятся, там готовят ученых монахов, в том числе лекарей. И лекарей превосходных. И нам показывали, как воспитывают внимание и память у будущих тибетских врачей.
Каждому ученику давали цветок. И за минуту, которую отмеряли песочные часы, нужно было разглядеть и запомнить количество и форму лепестков, тычинок и листьев, их расположение на стебле. Если цветок увядал, то нужно было сказать, сколько лепестков увяло и как изменилась их окраска. Или в комнату входил человек в диковинном одеянии — и за несколько секунд требовалось разглядеть и запомнить, во что он одет, обут, какие на нем украшения и даже число пуговиц на рукавах и груди. Без внимания и предельной сосредоточенности это было бы невыполнимо.
Напоследок я могу только добавить: когда я сам учился в гимназии, мой преподаватель словесности советовал: «Учите каждый день стихи или отрывки прозаического текста. Или иностранный язык. Потраченное время с лихвой вернется к вам. Вам будет легче постигать науки, и меньше усилий потребуется для избранной деятельности...»