— Нет. — Лицо Мешалкина покрылось круглыми пятнами: отступать ему было поздно.
— Тогда «американка».
— На три желания, — поспешно уточнил Мешалкин.
— Согласен. Проверку устроим после уроков. Книги принесешь сам.
После занятий остался почти весь класс. Мешалкин принес из школьной библиотеки однотомник Гоголя.
— Проверяй по «Сорочинской ярмарке» или «Мертвым душам», — предупредил Аркадий.
Он стоял у доски. Мешалкин с раскрытой книгой сидел за первой партой. Вокруг него сгрудились остальные, чтобы следить по тексту.
— «Прежде, давно, в лета моей юности...» — начал Мешалкин.
— «...в лета невозвратно мелькнувшего моего детства, — подхватил Голиков, — мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту».
— Это потому, что начало главы, — торопливо произнес Мешалкин и раскрыл книгу в другом месте. — «Слова хозяйки были прерваны странным шипением...» — стал он читать снова.
— «...так что гость было испугался, — продолжал без малейшего усилия Аркадий, — шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить».
Слушатели восторженно зашумели: одно дело, когда ты сидишь в зале и выступает декламатор, а другое, когда идет такое состязание. Но Мешалкин решил не сдаваться. Он снова перелистнул изрядное количество страниц.
— «Между тем герою нашему готовилась пренеприятнейшая неожиданность», — начал он.
— «...показался из последней комнаты Ноздрев, — подхватил Голиков. — Из буфета ли он вырвался, или из небольшой зеленой гостиной, где производилась игра посильнее, чем в обыкновенный вист, своей ли волею, или вытолкали его, только он явился веселый, радостный, ухвативши под руку прокурора, которого, вероятно, уже таскал несколько времени...»
— Считаю проверку законченной, — заявил Борька Доброхотов. — Мешалкин проиграл. Аркадий, твое первое желание. Брат, между прочим, прислал Мешалкину отличный карманный фонарик и полдюжины батареек. Вечером включишь на улице — всю улицу видно.
— Да, фонаря у меня нет, — признался Аркадий, — свой я отдал матери. Она часто поздно возвращается. — И посмотрел на Мешалкина — у того был совершенно несчастный вид.
И Голиков подумал: как бы он себя чувствовал, если бы отец прислал с фронта подарок, а он, Аркадий, этот подарок проспорил бы?
— Фонаря у меня нет, — с сожалением повторил Аркадий. — И первое желание у меня такое... — Он выдержал длинную паузу. — Мешалкин, за месяц ты должен выучить «Сорочинскую ярмарку». А если не выучишь, заберу фонарь.
Весть о необычном пари разошлась по городу. Голикова стали приглашать в другие школы. И он особенно был польщен, когда явилась делегация из женской гимназии. Проверять Аркадия по книге, как Мешалкин, в других школах стеснялись, но зато во время выступлений его просили из зала:
— Прочтите, пожалуйста, из «Тамани».
— Из «Капитанской дочки».
— Сцену у Манилова.
И Аркадий читал. Он сделался городской знаменитостью, и его звали так: «декламатор из реального».
Часть вторая. ...Пожнешь судьбу
Раз в неделю Аркадий ходил в библиотеку. Он менял книги, а потом садился в темноватом углу и читал свежие номера журнала «Нива» и газеты.
Пока он читал журнал, душа его наполнялась гордостью: он видел снимки грозных русских бронепоездов и могучих пушек, которые наносили сокрушительные удары по войскам немецкого кайзера. Аркадий подолгу разглядывал фотографии героев — разведчиков, летчиков, артиллеристов с новенькими Георгиевскими крестами на гимнастерке.
Однако стоило взять подшивку «Нижегородского листка», и настроение моментально портилось. На самой первой странице публиковались списки раненых, убитых и пропавших без вести. Аркадий торопливо и с опаской их проглядывал, с облегчением вздыхал, не найдя знакомой фамилии, и начинал искать отца в числе награжденных. Не обнаружив и тут, успокаивал себя, что указы о награждениях постоянно запаздывают.
Те же газеты публиковали «всеподданнейшие депеши Державному Вождю» — царю Николаю Второму. Депеши были полны словесного мусора: «Мы восторженно гордимся... под доблестным руководством Верховного Главнокомандующего... одушевленные твердой верой... чувства беспредельной любви и преданности...»
И Аркадий недоумевал: если в русской армии столько героев, то почему в сводках то и дело читаешь: «Наши войска отошли на новые позиции...», «Наши доблестные войска, после кровопролитных боев, оставили...». Он спросил об этом маму. Она ничего не ответила. А придя к ней в приемное отделение, увидел: мама, сидя в накрахмаленной шапочке и белоснежном халате, торопливо просматривает первую страницу «Нижегородского листка»...
Вечером Аркадий спросил о том же Галку. Учитель встал из-за стола, прошелся вдоль книжных шкафов, плотно прикрыл дверь в прихожую.