Читаем Мальчишкам снятся бригантины... полностью

Раньше я лично никакие бы чемоданы таскать не стал. Да и старух через улицу тоже переводить не стал, хоть они и наши предки. А теперь вот вроде неловко. Привыкли, что ли. Раньше, например, Паганель поймает букваря — первоклассника, то ему подзатыльник врежет, то по носу щелкцет. А сейчас он первый их друг и защитник. Книжки им читает, с выражением притом. Недавно ему даже благодарность перед строем объявили. Знал бы Александр Иванович, как Паганеля в школе «буквари» промеж себя называли: «Паганель — живодер».

А к Светке он все‑таки прилипает. Канадку нацепил. И очки перестал носить. Хоть в трех шагах ничего не видит. Мне‑то в общем наплевать. Разные фигли — мигли мне ни к чему. Мужчина должен быть мужчиной!

16 июля

С «кабинетом» у меня стало хуже. «Газик» теперь часто бывает в разгоне. Ездит по делам бюро добрых услуг, нашу агитбригаду возит. Вчера в парке «Пионер» концерт устроили. Зинка — большая и Зинка — маленькая еще так себе спели дуэтом, а Валька Шустриков три дня стихотворение Суркова учил, а как на сцену вышел, все начисто забыл и ни с того ни с сего прочитал «Однажды в студеную зимнюю пору».

Да, плохо еще у нас с талантами.

Вообще я бы лично «газик» к командному составу прикрепил. Например, заместитель начальника штаба везде побывать должен. Разве на своих двоих успеешь! И вот еще беда: шофер у нас пока один, сам Александр Иванович, ну ничего, скоро в отряде откроются специальные курсы. Будем на шоферов учиться. Вот это здорово!

Интересно, постарею я, будет мне лет тридцать, стану я капитаном или штурманом на худой конец. Позовут меня в какой‑нибудь отряд «Искатель» как почетного гостя, и тогда я прочитаю им свой дневник. Может, за ним еще и писатели охотиться будут.

А Светка все‑таки молодец. Ведь это же она со своими «Белыми косынками» нашла Василия Андреевича Шумова. И помогает ему.

Василий Андреевич — человек легендарный! Во время революции красным матросом был. В тыл к белякам ходил. Его лично Дзержинский знал. И орден ему тогда Красного Знамени вручили. Сейчас он, конечно, старый уже. Живет один. Часто болеет. Светка с девчонками узнала про это. Девчонки навели в его квартире порядок. Когда надо, за лекарством бегают. Василий Андреевич много интересного знает. Рассказывает так, что заслушаешься. На торжественном параде мы приняли Василия Андреевича в почетные искатели.

Теперь у наших искателей есть своя форма: голубые рубашки с эмблемами. А на эмблеме земной шар и бригантина. И алый парус. Всех мальчишек завидки берут. А кто придумал?!

Всем! Всем! Всем!

В нашем отряде появились первые герои! Вот их имена: Костька Павлов, Толик Огурцов.

А интересно, сумел бы я так же поступить? Жалко, что я с ними не был вчера. Нет, а они настоящие герои!

Представьте себе здоровенного дядю, пьяный, ругается. Пристал к девушке. В аллее темно. Никого поблизости нет. Было там несколько пижонов, но они тут же убежали. А Костька и Толик не испугались. Костька палкой выбил нож у хулигана. Толик к нему под ноги бросился. А тут и та девушка в себя пришла. На помощь стала звать. Ух, и драка у них была! Костьке тот гад голову пробил. Его потом в больницу отправили. Но все‑таки уйти гаду не удалось.

Толька сегодня приходил. Под глазом синяк. Щеки поцарапаны. Мы все его поздравляли. И Александр Иванович и сам Воронов. А Костька пока дома лежит. К нему делегация ходила. Яблок ему носили, пирожное. Мать Костькина ругалась, не хотела пускать. И все‑таки ее Валька Чернов упросил.

…Дописываю уже вечером. А тут еще мама пристает, что я такой возбужденный, почему у меня щеки красные. И совсем они не красные. В общем‑то маму провести трудно. Дело в том, что я нечаянно услышал такой разговор. Сидел я в «газике». Документацию отрядную оформлял. Тут в штаб вошли Александр Иванович и Виктор Григорьевич. Взволнованные такие. Они меня не заметили. Я хотел было открыть дверцу, но тут услышал, как Виктор Григорьевич сказал:

— Вы как хотите, но я с вами в корне не согласен. То ЧП в Кремле, теперь случай в парке… Что подумают родители? И так о нас разные слухи ходят.

— А наплевать на разные слухи! — зло ответил Александр Иванович. — Я из пацанов пай — мальчиков делать не собираюсь.

— Откуда вам знать тонкости педагогики?

— Знаете, Виктор Григорьевич, можно сто лет учиться педагогике и ни черта в ней не понимать.

В общем они долго так ругались. А я‑то думал, они друзья. Виктор Григорьевич сказал Александру Ивановичу про какие‑то шишки, которые посыплются на его голову. И что ему, Виктору Григорьевичу, эти шишки совершенно ни к чему.

Говорят, нехорошо подслушивать чужие разговоры. Но что я мог поделать? Не мог же я вылезти из «газика».

<p><strong>Визит детского писателя</strong></p>

Листки, найденные в старой красноармейской сумке, уже перепечатанные, лежали у Воронова в папке. О них только и говорили в редакции. Уже готовился макет специальной полосы. Маша Андреева в который раз переделывала вводку. Воронов беспощадно браковал один вариант за другим.

— Пока я не вижу той ночи, которая была в Кремле, — говорил Воронов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ровесник

Похожие книги

Отражения
Отражения

Пятый Крестовый Поход против демонов Бездны окончен. Командор мертва. Но Ланн не из тех, кто привык сдаваться — пусть он человек всего наполовину, упрямства ему всегда хватало на десятерых. И даже если придется истоптать земли тысячи миров, он найдет ее снова, кем бы она ни стала. Но последний проход сквозь Отражения закрылся за спиной, очередной мир превратился в ловушку — такой родной и такой чужой одновременно.Примечания автора:На долю Голариона выпало множество бед, но Мировая Язва стала одной из самых страшных. Портал в Бездну размером с целую страну изрыгал демонов сотню лет и сотню лет эльфы, дварфы, полуорки и люди противостояли им, называя свое отчаянное сопротивление Крестовыми Походами. Пятый Крестовый Поход оказался последним и закончился совсем не так, как защитникам Голариона того хотелось бы… Но это лишь одно Отражение. В бессчетном множестве других все закончилось иначе.

Марина Фурман

Роман, повесть
Последнее отступление
Последнее отступление

Волны революции докатились до глухого сибирского села, взломали уклад «семейщины» — поселенцев-староверов, расшатали власть пастырей духовных. Но трудно врастает в жизнь новое. Уставщики и кулаки в селе, богатые буряты-скотоводы в улусе, меньшевики, эсеры, анархисты в городе плетут нити заговора, собирают враждебные Советам силы. Назревает гроза.Захар Кравцов, один из главных героев романа, сторонится «советчиков», линия жизни у него такая: «царей с трона пусть сковыривают политики, а мужик пусть землю пашет и не оглядывается, кто власть за себя забрал. Мужику все равно».Иначе думает его сын Артемка. Попав в самую гущу событий, он становится бойцом революции, закаленным в схватках с врагами. Революция временно отступает, гибнут многие ее храбрые и стойкие защитники. Но белогвардейцы не чувствуют себя победителями, ни штыком, ни плетью не утвердить им свою власть, когда люди поняли вкус свободы, когда даже такие, как Захар Кравцов, протягивают руки к оружию.

Исай Калистратович Калашников

Историческая проза / Роман, повесть / Роман / Проза