Мальчишки-ежики

— Вот глупая! — укорил ее Ромка. — Мы же с Гурко книгу переиначиваем на инсценировку, а Зинка переписывает, ну, вроде машинистки или стенографистки.

— Правда?

— Честное пионерское. Пьесу уже репетируют, а она у нас не кончена. Запарились совсем.

— Хочешь, я буду тебе помогать?

— Это как же?

— Ты дашь мне тетрадки для домашних упражнений, а я буду в них переписывать все, что приготовлю сама.

— Но почерк-то у меня другой, сразу узнают.

— Я уже пробовала писать твоим почерком. Левой рукой вроде получается.

— Что же, у меня такой паршивый почерк? — изумился Ромка.

— Ага, буквы неровные… прыгают и валятся. Но ты можешь сказать, что дома писал не торопясь.

— Ладно, валяй. Кому из учителей захочется вглядываться в мой куриный почерк.

С этого дня у Ромки отпала забота о домашних заданиях. Алла аккуратно выполняла обещание: все делала сама и, придя в класс совала ему в парту тетради, а после уроков уносила их домой.

Однажды она пришла в школу огорченной. Отдав Ромке тетради, негромко сказала:

— Бабушка недовольна мной. Она говорит, что мы поступаем неразумно. «Твой мальчик ничего не будет знать, — говорит она. — Вскоре он пожалеет, что воспользовался твоей добротой. Лучше занимайся с ним дома». Ты будешь ходить к нам?

Ромке не хотелось показываться ее бабушке. «Еще женихом назовет». И он спросил:

— А кто твоя бабушка?

— Она художница. Пишет акварелью и маслом.

— Мне же неудобно ходить, да и некогда, — начал отнекиваться Ромка. — Потом должен писать. Знаешь, я, наверное, стану писателем.

— Ты серьезно?

— Да, — сказал Ромка. — Только мне мешает школа. Вставай по утрам и ходи каждый день.

— Как же без школы? — не могла понять девочка. — Писатель должен быть образованным.

— Должен, но ему не обязательно ходить в школу. Максим Горький без всякой школы всему научился.

Этот аргумент показался девочке убедительным, и она шепнула:

— Пусть бабушка ругается, я буду тебе по-прежнему помогать.

И Ромка, занимаясь всем чем угодно, меньше всего уделял времени урокам. Первое время его спасали хорошая память и запас слов, которыми он мог пустить пыль в глаза, создать впечатление, что знает предмет, но не может заучить сухие формулировки. Когда его вызывали к доске, он стоял навострив уши и ждал подсказок. Громачеву шептали с разных сторон. Его слух не все улавливал, и иногда Ромка нес такую несусветную чушь, что класс покатывался со смеху.

Вместе с классом смеялся и Громачев, чтобы преподаватель подумал, что он умышленно повторил глупую подсказку. А Стебнид в такие минуты сидела пунцовой, она страдала, переживая его провал.

Извинившись за подхваченную подсказку, Ромка выкручивался из неловкого положения и, получив троечку, был доволен.

* * *

Спектакль, показанный пионерами в Зимнем театре, имел успех. На сцену вызывали не только драмкружковцев, игравших в «Хижине дяди Тома», но и авторов инсценировки.

Удача вознесла Ромку. Слыша отовсюду похвалы, он решил, что стал уже опытным литератором.

Риск

По вечерам Ромка зажигал семилинейную лампу и писал до глубокой ночи. В школу приходил невыспавшимся, с опухшими и красными глазами и почти ничего не слышал из того, что вдалбливали в головы его одноклассникам. Когда кто-нибудь из учителей называл его фамилию, он вскакивал и растерянно хлопал глазами, не зная, что ответить.

— Громачев, ты никак на уроках спишь? — строго спросил физик.

— Я сегодня не выспался, — честно признался Ромка. — Спросите в следующий раз.

— Следующего раза не будет, — предупредил учитель. — По этому разделу у тебя круглый ноль.

— Ты хоть немножко учи, — посоветовала Алла Стебниц. — Тебя же выгонят из школы.

— Да, могут выгнать, но я иду на риск, — ответил Ромка, и в глазах его светилась решимость. — Вас мне все равно не догнать. Но когда меня напечатают, то учителям станет, стыдно, что они ставили мне двойки и «баранки».

Алла, хоть и сомневалась в будущем успехе, все же спрашивала:

— Может, тебе помочь? Давай черновики, я буду переписывать.

— Не надо, а то сама отстанешь. Я один буду пробиваться. Ты читала «Мартина Идена» Джека Лондона?

— Нет.

— Прочти. Там такой же парень, как я, только немного старше.

За несколько недель, словно одержимый, Ромка написал семь небольших рассказов и более двадцати стихотворений. По мере готовности он переписывал свои произведения начисто, запаковывал и отсылал в редакции журналов и, как Мартин Иден, ждал банковского чека и авторского номера журнала.

Время шло, а ему никто не отвечал. Не надеясь на честность и внимание издателей, Ромка по вечерам заходил в читальню клуба железнодорожников и с волнением перелистывал поступившие журналы.

Однажды Матреша показала ему большой конверт со штампом журнала «Красная деревня». У Ромки захватило дух. С бьющимся сердцем он надорвал конверт и… вытащил листки с собственными стихами. К ним была приколота записка: