Мальчишки из Васильков

Если некоторым кажется, что это только красивые слова, сказал я, пусть задумаются над таким фактом: из всех парней и девчат, участников клубной художественной самодеятельности, только пятеро работают в совхозе. Остальные — в городе, в санаториях, в магазинах, на винном заводе. А сколько народу толпится по утрам на остановке городского автобуса? Не развлекаться они ездят в город, не за покупками, а на работу. Город отнимает у совхоза рабочую силу, сказал я, потому что васильковцы заскучали в своем селе, утратили с ним духовное родство. Я сказал еще о том, что руководители хозяйства не пытаются наладить духовный контакт с рабочими, особенно с молодыми. Это, конечно, не значит, закончил я свое выступление, что все ведущие специалисты должны заниматься в кружках художественной самодеятельности, хотя и это не самый плохой способ общения с молодежью. Я посоветовал директору не улыбаться, а подумать об этом всерьез.

— Стало быть, против меня пошел, — сказал мне после собрания Егор. — Впрочем, найдутся и у меня к тебе претензии, — и посмотрел на меня из-под бровей.

— Вряд ли, — сердито ответил я.

***

Серый, услышав, как я хлопнул калиткой, вышел мне навстречу.

— Наговорились? — спросил он.

— Наговорились.

— А у меня мысль, — сказал Серый.

— Интересная?

— Что надо!

— Выкладывай, — сказал я и присел на каменный бордюр, которым был отделен от дорожки огород. Серый пристроился рядом. Я закурил. Вечер был звездный и тихий. Вдруг кто-то промчался мимо нашего дома на мопеде. Серый бросился к калитке и вернулся разочарованный.

— Кто это был? — спросил я.

— Думал, что Гаврилка.

— А оказалось?

— Не успел разглядеть, — ответил Серый и снова сел рядом со мной. — Так вот мысль, Ген-Геныч... Вам надо купить велосипед.

— Велосипед? — удивился я. — Зачем?

— А как мы будем добираться до каменоломни?

Я не сразу сообразил, зачем нам нужна каменоломня, и Серый напомнил:

— Чтоб те камни... Ну, памятник партизанам...

— Ясно.

— Скоро будет совсем тепло. Каникулы скоро. И на свидания с Ольгой Николаевной вам далеко ходить...

— Да, да, — несколько смутился я. — А ты знаешь, велосипед — это, действительно, мысль.

— Конечно! — обрадовался Серый. — И еще одна мысль.

— Какая же?

— Можно приделать к велосипеду парус...

— И?

— И мчаться. Чуть ветер подует, и ты летишь, педали крутить не надо. Никому, наверное, такое в голову еще не приходило. Как, Ген-Геныч? Вот было бы здорово! А на парусе — золотые звезды!..

— Думаешь, получится?

— Получится. Я уже чертеж сделал. Показать?

— Покажи.

Мы вошли в дом. Пока я раздевался, Серый успел не только принести чертеж, но и высказал все, что он думал о своем проекте. Мне осталось только сесть к столу и, глядя на чертеж, вернее, на рисунок велосипеда под раздутым парусом, молча удивляться выдумке Серого.

— Ну что, Ген-Геныч? — нетерпеливо спросил меня Серый.

— Уговорил, — ответил я.

Перед сном я отправился во двор покурить. На веранде повстречал Серого с одеялом на плечах.

— Не спится? — спросил я.

— Ага. А вон то Юпитер, — сказал он, глядя на яркую голубую звездочку, повисшую на макушке ивы.

— Знаю. В августе будет противостояние Марса, — в свою очередь похвастался я своими астрономическими познаниями.

— Директор, наверное, вам теперь дом не даст, — сказал Серый.

— Не даст? Почему?

— А потому, что вы его покритиковали. Он этого не любит.

— Откуда тебе известно, что я его покритиковал?

— Слышал. Я был в кинобудке, с Лукой. Оттуда все слышно. Не даст теперь директор вам дом. Лука тоже так думает. И вы, наверное, теперь захотите уехать? Но я с мамкой уже поговорил...

— О чем? — спросил я.

Серый молчал. Я поймал его за вихор и переспросил:

— О чем говорил?

— Больно, — скривился Серый. — О том, чтоб вы всегда жили у нас. И когда женитесь... Мамка не будет брать с вас деньги. А Андрей с Маруськой пусть живут во времянке, все равно им в город уезжать... Пустите!

Я отпустил вихор и, не сказав больше ни слова, ушел в свою комнату. Я слышал как Серый щелкнул выключателем, погасив в прихожей свет, как скрипнула дверь в другую комнату. Я решил, что он отправился спать, но тут раздался тихий стук и на пороге появился Серый. Он по-прежнему был закутан в одеяло. Не поднимая головы, Серый спросил:

— Чего я плохого сделал?

— Ничего, — ответил я, снимая рубашку. — Иди спать.

— Нет, вы скажите, чего я плохого сделал?

Я повесил рубашку на спинку стула, сел на кровать и принялся снимать туфли.

— Я же как лучше хотел, — стал оправдываться Серый, — чтобы вам было лучше... А то денег вы получаете мало, и Ольга Николаевна, наша вожатая, не больно-то много получает.

— Мамке твоей тоже деньги нужны, — сказал я и подошел к Серому. — Чтоб тебя одевать-обувать...

— Я тоже могу работать, не думайте. Пойду летом на подвязку винограда. — Серый поднял на меня печальные глаза. — Чтоб вам же лучше было хотел...

Я обнял его и прижал к себе.

— Чего? — стал он вырываться. — Телячьи нежности...

Я повернул его и легонько толкнул к двери:

— Спать, Серый, спать...

***