Вскоре нам объявили, что полк отводится на другие позиции. Никто не знал куда, но по солдатскому телеграфу стало известно, что с Карельского перешейка полк перебрасывают в район невской группировки. Пошел слух, что мы будем участвовать в наступлении по прорыву блокады. Бойцы и командиры ликовали. Наконец-то кончилось сидение в обороне, пора дать фрицам пинка и отбросить от Ленинграда!
В таком настроении мы в одну из ночей погрузились в машины, и большая колонна двинулась в путь. И сегодня мне слышатся команды: «По машинам!», «Моторы!». Передвигались ночью. Очень строго следили за соблюдением светомаскировки. Несколько раз наша колонна останавливалась. Я ехал в полуторке вместе с артиллерийскими разведчиками. Было начало осени, и ночи стояли прохладные. Я устроился на дне кузова, укрывшись шинелями. Но холод все равно давал себя знать. В кузове лежали станьте резиновые камеры. Одну положил пол, себя, другую на себя. Почему-то с тех пор мне всегда неприятно касаться ногтями холодной резины.
Рано утром колонну обстреляли «мессершмитты». Бойцы залегли в кюветах и открыли по самолетам огонь из личного оружия. Расстрелял весь барабан своего револьвера и я. В те дни во фронтовой газете печатались стихи Твардовского о Василии Теркине, как он сбил из винтовки самолет. А почему и я не могу случайно сбить из револьвера «мессершмитт»? Да и орден очень хотелось получить…
Но в этот раз мечта моя не исполнилась.
К вечеру прибыли на незнакомое место. Разжигать костры запретили. Поели сухарей. Меня вдруг вызвал командир полка подполковник Несветайло. Оказалось, что одно орудие на последнем этапе сбилось с дороги и его нужно найти. Несветайло спросил, хорошо ли я запомнил дорогу. Я сказал, что отлично помню все повороты, что у каждого из них что-нибудь запоминал. Стал ему перечислять, где лежала трубка от противогаза, где каска… Он перебил и сказал:
— Хорошо. Поедешь с мотоциклистом и найдешь орудие. Проводите к месту расположения полка. Возьмите с собой на всякий случай канистру с бензином.
Машину с прицепленной к ней пушкой мы нашли на одной из развилок поздно ночью. Оказалось, что у артиллеристов кончился бензин, и они дожидались утра, чтобы искать своих. Вот где пригодилось горючее, которое мы взяли по распоряжению подполковника.
Заправив машину, мы поехали в полк. К утру я доложил командиру полка, что его приказание выполнено.
— Спасибо, сынок! Будешь представлен к медали. А сейчас присваиваю тебе звание «ефрейтор».
Так мне в одиннадцать лет было присвоено второе воинское звание. Я им очень гордился. У меня теперь были не пустые петлицы рядового, а шла через них красная полоска с большим медным треугольником в углу. Медали же в тот раз я не получил. Видимо, помешало начавшееся вскоре наступление.
Уже после войны я был награжден орденом Отечественной войны II степени. В Указе Президиума Верховного Совета СССР было сказано, что я награждаюсь «за боевые отличия в боях с немецко-фашистскими захватчиками в период Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.».
Прибыв в район Невской Дубровки, первое, что мы стали делать, — это зарываться в землю. Уже на следующий день немцы произвели сильный огневой налет на наши позиции. Похоже, фашисты уже знали, что подошел свежий полк.
Перед самым артналетом я встретил воспитанника одного из маршевых стрелковых полков. Это был мальчик лет четырнадцати. Естественно, мы обрадовались друг другу, стали рассказывать о наших солдатских делах. Поговорили мы всего несколько минут, так как немцы начали сильный обстрел наших позиций. Мой собеседник скатился в придорожную канаву, а я ползком добрался до вырытого для автомашины укрытия. Котлован еще не был готов, и машина стояла рядом.
Собралось нас человек пять. Лежим на спинах, смотрим вверх. Снаряды падали очень близко. Деревья, поднятые взрывами, рушились с треском, засыпая нас сбитыми ветками. Некоторые снаряды не разрывались, а уходили в болото с характерным булькающим звуком. Солдаты своими телами старались меня прикрыть.
Внезапно раздался не визг снаряда, а низкий рев. Взрыв! Нас подбросило, обсыпало комьями земли. На этот раз повезло: снаряд угодил в стоявшую наверху машину, для которой рылся котлован.
Приполз какой-то младший лейтенант. Осколком снаряда ему оторвало кисть левой руки. Раненого перевязали.
Обстрел длился минут пятнадцать. Очень сильно досталось стоявшей в рощице зенитной батарее. Туда спешили санитары, там было много раненых. После обстрела встретиться с воспитанником из другой части мне так и не удалось.
Между тем земляные работы продолжались. Штабные землянки рыли километрах в двух от передовой, точнее, от берега Невы, по которому проходил фронт. Передовой НП разместился недалеко от воды. Протянули связь.