Мальчишник

Я попытался разглядеть оттиски. Непонятные буквы, состоящие из палочек, петелек, точек. Сверху — цветы, тоже из палочек, петелек, точек. Ничего церковного, так что к теме моего детектива не относились. Но я запомнил отпечаток на сургуче и потом, вернее, уже теперь, увидел его в музее-лицее, и мне показалось — это отпечаток знаменитого пушкинского перстня-талисмана, с которым он никогда не расставался. Уже с мертвой руки Пушкина перстень снял Жуковский. На сердолике надпись на древнееврейском языке: «Симха, сын честного господина Иосифа старца, да будет благословенна его память». Мне покажет отпечаток сердолика с надписью Алевтина Ивановна Мудренко. Увижу я четко перед собой и те отпечатки на двух конвертах. Они были не то чтобы похожи, они были одинаковыми. Мне кажется. Но это уже теперь.

Запомнил я и многоугольник и там буквы — у многоугольника как будто неровность одной из граней. Оттиск пушкинского талисмана или того же перстня, который остался у графини Воронцовой. Перстней было два. Пушкинский пропал. Его, как известно, похитили, в марте 1917 года, когда решалась и судьба ГИЕБХУ. Время было очень разноликое, и пропажи случались всякие. У Алевтины Ивановны сохраняются футляр, заказанный, очевидно, для перстня, слепки с камня и его отпечатки на воске и сургуче. Алевтина Ивановна сказала мне, что слышала от кого-то, что однажды во Всесоюзный музей Пушкина позвонил неизвестный и заявил: перстень похищен поэтом (фамилия не называлась), чтобы обрести поэтическую силу. Увезен за границу. Умирая и раскаиваясь, поэт обо всем сообщил своему брату, который и говорит сейчас по телефону. Вот и все. Ни имени, ни фамилии поэта-похитителя, ни названия страны, куда сердолик попал. Может быть, это было даже где-то опубликовано. Так что по-прежнему судьба сердоликового перстня неизвестна. Легенда? Сказка? В отношении того, кто похитил? Уверен, что это так, и пусть так и будет. Одной легендой, одной сказкой вокруг перстня больше.

Второй перстень графини Воронцовой тоже нигде больше не обнаруживался. Пытались его отыскать. Я слышал об этом тоже, как о легенде: графиня (а впоследствии — княгиня) Воронцова оставила его той своей дочери, которая единственная из детей была темноволосой. Что при этом графиня сказала своей темноволосой дочери? Если сказала…

Сохранился сердоликовый перстень на портрете Пушкина работы Тропинина: нарисован на большом пальце. Но, между прочим, портрет Тропинина тоже был похищен, и его не сразу нашли.

Что ж, в кабинете голландского дома поздним зимним вечером 1938 года я держал в руках письма, запечатанные рукой или Пушкина, или рукой графини Элиз Воронцовой, дочери коронного гетмана Ксаверия Браницкого?.. Лежали они в папке, почти что за подкладкой, как потерянные, забытые. Сестру-хозяйку они не интересовали, это совершенно ясно. Она их туда заложила, чтобы не путались под руками, среди необходимых счетов, накладных и прачечных бланков. Выбросить — жалко. Как и стенограммы по православному собору 17-го года. Я уже говорил, что дом и все в доме сохранилось от давних времен, факт сам по себе уже поразительный.

Я теперь хочу, чтобы все именно так и было в отношении удлиненных конвертов, хочу, чтобы голландский дом из деревни Льялово остался бы в моей памяти романтическим домом, в котором находились два удлиненных конверта, запечатанные некогда Пушкиным или Воронцовой. Или мне этого хочется? Теперь уже… А что, если так?..

Т. Г. Цявловская.

Из альманаха «Прометей», № 10.