Мальчишник в зоне смерти

Картазаев приехал в архивный центр уже под вечер, однако тот был еще открыт: работали всевозможные увеселительные заведения, которые арендовали в нем помещения. Лишь перед входом на лестницу, ведущую непосредственно в книжные покои, царила тишина, и сидел сонный седоусый вахтер. Он воинственно вздыбил усы, но врученная Картазаевым радужная бумажка вернула старику миролюбивый характер. Как выяснилось, Гаранин еще не выходил, что вообще-то не было чем-то из ряда вон выходящим. Архивариус частенько засиживался допоздна. За еще одну бумажку такого же характера вахтер Картазаева милостиво пропустил.

— Только там темно, — предупредил он. — Не ушибитесь. А профессора по свету найдете. Я заходил давеча, так он запалил лампадку, да и сидит в уголке.

Картазаев поблагодарил альтруиста и взбежал по лестнице. Открыв дверь в библиотеку, он убедился в правдивости слов вахтера: в зале хоть глаз выколи, не горело даже крохотной лампочки, а окон не было из-за боязни повредить хранившиеся в помещении раритеты. Картазаев шагнул вовнутрь и прикрыл дверь, чтобы свет из коридора не светил ему в спину.

Картазаев представлял по памяти расположение дальней стены, где находилась дверь непосредственно в архив, но это ему не помогло, когда он приложился лбом об угол стеллажа.

Он двинулся медленнее, позиционируясь наощупь. Наконец, руки уперлись в стену, а затем и в дверь. Картазаев остановился и достал пистолет. Впрочем, в случае необходимости он бы использовал его как кастет, но никоим образом не по прямому назначению. Ему нужен был свидетель. Не Серегину, и даже не Верховному. Ему нужен был тот, из-за кого, как он считал, погибла Гита. Да и он сам не раз был на волосок от гибели.

В архиве тускло горела настольная лампа, освещая торцы многочисленных стеллажей. Самого стола не было видно, он прятался за крайним стеллажом, и оттуда слышалось сонное бормотание и шелест перевертываемых страниц.

Двигаясь бесшумно, Картазаев прокрался по коридору. На столе застыла чашечка дешевого кофе, из которого еще курился пар, и лежала раскрытая книга. Стул был пуст.

"Где же старик?" — подумал Картазаев и, почувствовав дуновение ветерка, пригнул голову. Это спасло его от затяжной потери сознания, что всегда отрицательно сказывается на здоровье. Удар тяжеленным фолиантом в металлической обложке пришелся в плечо и сбил его с ног. При падении полковник выронил пистолет.

Гаранин швырнул в него упомянутым фолиантом, но Картазаев уже сгруппировался и отбил его. Упрямый старикашка никак не желал угомониться и размахивал теперь амбарным ключом, имевшим с одного края нехорошую заточку. Длины его хватило бы, чтобы проткнуть Картазаева насквозь.

Полковник увернулся от удара и нагнулся за оброненным пистолетом. Следующие события произошли одновременно, хотя понятие времени характеризуется дискретностью. Рядом раздался громкий скрип. Картазаев повернул голову и узрел катящуюся прямо на него сверкающую никелем коляску. Он не успел даже зажмуриться, когда коляска врезалась в него. Картазаев, не удержавшись на ногах, упал. Коляска повалилась сверху. Она оказалась не пустой, а сидящий в ней худой парень вцепился в полковника обеими руками.

Картазаев пополз к пистолету, а парень висел на нем. Его парализованные ноги волочились следом, словно две деревяшки. Полковник почувствовал себя не в своей тарелке. Его покоробило, что он бьется не на жизнь, а на смерть с двумя убогими людьми: один из которых старик, другой инвалид.

Гаранин тем временем бессистемно тыкал в него заточкой, Картазаев отбивался. Тогда он сделал решающее усилие, разжал на силу руки паралитика, и, схватив пистолет, приставил его к голове инвалида, который лежал и не мог приподняться.

— Брось заточку, дед! — крикнул он устрашающе.

На лице старика отразился ужас.

— Не тронь сынка! — произнес он дрожащим голосом. — Я тебя тоже не трону!

— И на том спасибо! — Картазаев вытер пот со лба. — Это правда, твой сын?

— Младший мой, — дрожащим голосом проговорил дед. — Старшего в прошлом году схоронил, утонул по весне. Один он у меня теперь. Можно, я его подниму. Пол холодный, он у меня и так простуженный.

— Разрешу, если дашь слово, что на меня не кинешься, — предупредил Картазаев.

Гаранин слово дал, и бывшие противники дружными усилиями водрузили парня на кресло обратно.

— Ну что же настало время для разговора, — подытожил Картазаев, усадив отца и сына напротив себя за стол. — Я не пойму, почему вы вдруг на меня накинулись. Сами же написали нам и, наверное, догадывались, что кого-то пришлют. Кстати, кто написал письмо?

Сын не стал отпираться и сразу признал, что писал он.

— Я хотел как лучше! Отомстить этим гадам за ноги! — воскликнул он в отчаянии. — Разве я не имел права?

— Конечно, имел, — легко согласился Картазаев. — И Гита, которая из-за тебя погибла, тоже имела право жить.

Парень потупился и сокрушенно вздохнул.