Малёк. Безумие продолжается

Цербер так рассвирепел, что отказался пожать руку тре­неру команды противника (который был и судьей). Должен признать, некоторые его судейские решения показались мне сомнительными. Например, когда он послал Свинью на скамейку запасных, потому что у него были шнурки развя­заны! Он также оштрафовал Верна за разговоры на поле, хотя бедняга ни с кем не разговаривал, а ругал свои ботин­ки, потому что они недостаточно быстро бегали. Потом тренер назначил своей команде пенальти прямо перед на­шими воротами и объявил нападающему: «Целься прямо!» К тому времени счет был 27-25 в нашу пользу.

Цербер так озверел, что крикнул с боковой линии поля: «Эй, тренер! Может сам и ударишь по долбаному мячу?» Тренер (он же судья) не оценил юмора и попытался отпра­вить Цербера на скамейку запасных (я и не знал, что учите­лей тоже можно туда отправить), но Цербер был не намерен так просто сдаваться. Он закатал рукава и зашагал к судье, который принялся отчаянно свистеть в свисток. В конце концов вмешались родители детей из школы Святого Джеймса. Они протянули Церберу бутылку пива и предло­жили успокоиться. Последовала разгоряченная дискуссия и тыканье друг в друга пальцами, а потом Цербер ушел с по­ля, матерясь и отхлебывая пиво из бутылки. Родители на­ших соперников проводили его криками «бу» и неприлич­ными жестами. Затем нападающий команды Святого Джеймса забил пенальти нам в ворота, и судья засвистел, объявив конец матча на десять минут раньше положенного.

Сборная школы проиграла впервые за все время моей учебы. Они играли ужасно и продули со счетом 24—6. Большие школьные автобусы возвращались в школу в гро­бовой тишине.

21.00. В школе как в морге. Обычно в это время из гале­реи Доносятся голоса, кто-то бегает по двору. А сегодня слышны лишь колеса поезда вдали и журчание струи Зассанца Пита.

Воскресенье, 26 мая

Атмосфера в нашей спальне была какая-то странная, поэто­му я взял книжку и удалился в сосновую рощу. «Плачь, лю­бимая страна» — это красивая история чернокожего свя­щенника, который едет из центральной части страны в Йо­ханнесбург на поиски своего сына. Он узнает, что его сын сидит в тюрьме за убийство сына своего белого соседа. (На самом деле сюжет не такой запутанный, как кажется.) До­читал до половины и остановился — слишком уж стало жалко преподобного Кхумало. Я стал думать о сегодняшнем со­брании клуба «Африканская политика», а потом вспомнил Аманду и то, как бы мне хотелось поцеловать ее снова. Но тут мысли обратились к предстоящим выходным. Я пред­ставил, как еду на велосипеде к дому Русалки. Если повезет, хоть мельком увижу ее золотистые волосы, похожие на во­допад... В груди закололо, как будто меня ударили ножом, и пришлось думать о крикете в течение десяти минут, прежде чем боль исчезла.

Репетицию пьесы отменили — Щука так и не дописал сценарий. Почему у меня такое чувство, будто судьба пьесы беспокоит лишь меня одного?

На собрании клуба «Африканская политика» поругался с другими участниками из-за того, что потерял протокол предыдущей встречи. Ненавижу свою секретарскую долж­ность. Такое чувство, что сдаешь экзамен в воскресенье ве­чером вместо того, чтобы сидеть и распивать кофе, как на­стоящий борец за свободу! Линтон Остин аж побагровел от ярости и предложил отстранить меня от клуба на два собра­ния и лишить секретарского места. Но никто не запротоко­лировал его слова, поэтому он был похож на идиота. Когда Линтон завершил свою тираду, я глубоко вздохнул и попро­сил принять мою отставку в качестве секретаря. Все надо мной засмеялись. (Не потому, что я подал в отставку, а по­тому, что именно в этот момент мой голос сорвался, и из глотки вырвалось ослиное блеяние.)

Понедельник, 27 мая

За обедом в столовую ворвался Гоблин и объявил, что Жир­треста пригласили участвовать в чемпионате провинции Натал по поеданию хот-догов! Он будет представлять Ноттингем-Роуд. Знаменательное событие состоится на Королевской ярмарке в Питермарицбурге в июне. Жир­трест так разволновался, что потерял аппетит. (Плохое на­чало.)

Когда мы вернулись в комнату, волнение передалось и нам. При помощи старой жвачки Гоблин прикрепил при­глашение на конкурс к стене. (С тех пор как он стал агентом Жиртреста, он вскрывает всю его почту.) Пробежав глазами текст приглашения, Гоблин зачитал нам ту часть, где гово­рилось про призы. Победитель получит тысячу рандов, за­нявший второе место — пятьсот, а третье — двести пятьде­сят. Жиртрест заявил, что пожертвует весь выигрыш на улучшение Бешеного Дома. Гоблин (ему, как менеджеру, полагается тридцать процентов) не сказал, что сделает со своими деньгами.

Жиртрест уселся на кровать в позе Будды и провозгла­сил:

— Считаете, что девять спиральных колбас — это дости­жение? Подождите, пока я доберусь до хот-догов...