Малёк. Безумие продолжается

Свинья произнес воодушевляющую речь у помойки, и мы выбежали на поле — последний матч в этом году, против школы Святого Луки. В перерыве между таймами Цербер смешал нас с грязью, опять обозвал гомосятиной и велел не нарушать дисциплину. Он также запретил Верну хвататься за «сосиску», пока тот ждет мяч, мол, это оскорбляет дам. Я ел четвертинку апельсина, когда заметил прекрасную ры­жеволосую девушку, которая шла по линии поля. Это была Аманда. Я повернулся и собрался было совершить пробеж­ку, показывая, как я крут, но прямо за мной стоял Верн и бормотал что-то себе под нос, остервенело дергая шнурки. Я упал, столкнувшись лбом с Человеком Дождя. Последняя надежда, что катастрофа останется незамеченной, испари­лась, когда Верн поднялся и понесся через поле, как курица с оторванной головой, крича благим матом. Раздался дикий гогот и смех, и, к сожалению, Аманда тоже согнулась попо­лам, а потом даже закашлялась от смеха.

Вскоре я понял, что огромная толпа из двухсот человек собралась, чтобы поглазеть на Верна, а не на нашу команду. Это стало совсем очевидным, когда три четверти зрителей пересели на дальнюю сторону площадки, чтобы второй тайм наблюдать за той половиной, где играл Верн. Должно быть, поддержка поклонников сработала, потому что Верн набрал шесть очков. Вторую попытку он отправил в угол, поэтому мне пришлось забивать дополнительный мяч перед сотнями людей, которые все еще бились в истерике над Верном, бе­гавшим по полю зигзагами. Аманда стояла всего в трех ме­трах от линии моей пробежки, отчего мою правую ногу свела судорога. Закрыв глаза, я ударил по мячу. Мяч ударил по столбику и не попал в зачетную зону, но мне все равно достались самые громкие в моей регбистской карьере апло­дисменты.

Аманда шла рядом со мной до самого корпуса. По ее словам, Верн — самое удивительное человеческое существо, которое она когда-либо видела. Когда мы очутились у вхо­да в корпус, попросил Аманду подождать, но она не по­слушалась и вслед за мной поднялась по лестнице в нашу спальню. Не успел я опомниться, как она уже лежала на мне на моей кровати, и мы целовались! Я знал, что, если Укушенный меня обнаружит, мне достанется по первое число, поэтому оборвал наш страстный поцелуй и напра­вился в душ.

Вернувшись в спальню, обнаружил, что Аманда сидит на кровати Гоблина, улыбаясь во весь рот.

— У того, кто здесь спит, порнуха, — сказала она, пока­зывая на его шкафчик. — Целая куча порнухи.

Мне хотелось снова ее поцеловать, но тут я заметил, что она смотрит поверх моего плеча. На пороге стоял Верн. Он был ярко-розового цвета. Старательно сдерживая смех, Аманда сказала:

—   Привет Верн. — Тот уставился в пол и не ответил. — Ты знаешь, кто я? — спросила Аманда.

Верн захихикал, покраснел, и глазки у него забегали. По­том он выпалил:

—   Русалка, — и выбежал из комнаты. Аманда спросила меня, почему Верн назвал ее русалкой. Я сказал, что он так зовет всех девчонок.

На школьном дворе Аманда снова поцеловала меня на глазах у Гоблина и Рэмбо, а потом зашагала по траве и ис­чезла в арке. Бешеный Пес торжествующе потряс кулаками, а потом отпраздновал мой триумф, притворившись, что за­нимается сексом с водосточной трубой, и издавая при этом громкие эротические стоны. Рэмбо ушел в корпус, не гово­ря ни слова.

Я влюблен в Аманду, это точно.

Воскресенье, 30 июня

КОРОЛЕВСКАЯ ЯРМАРКА

О том, как Папаша водит машину, лучше вообще не расска­зывать. Я не уверен, что у него вообще есть водительские права. Когда мы доехали до ярмарки, Жиртрест заявил, что его укачало. Мы последовали за ним в туалет, а Папаша ска­зал, что встретится с нами позже, так как должен посетить аукцион по продаже свиней.

Появление нашего друга на сцене сопровождалось дики­ми визгами. Жиртрест помахал собравшейся толпе, зардев­шись пунцовым цветом, и занял свое место в конце длинно­го стола с десятью стульями. Плохо было то, что Жир был здесь вовсе не самым толстым. Среди участников была одна дама. Ее звали Соня из Врихейда, и Гоблин заявил, что, возможно, это переодетый мужик. Самым гигантским участником был Хайнц из Вартбурга. У него были рыжие волосы и огромные курчавые баки. Оказалось, что Хайнц — победитель прошлого года. Мало того, он не проиграл ни одного соревнования обжор с 1987 года, а до этого просто сидел в тюрьме и не мог участвовать. Согласно одному из организаторов, после выхода из тюрьмы Хайнц стал ново­обращенным христианином и начал есть ради благотвори­тельности и толкать речи в церквях. Ведущий сказал, что Королевская ярмарка и жители Питермарицбурга рады при­ветствовать Хайнца в этом году и надеются, что он снова победит. О других участниках ведущий не сказал ничего, лишь пожелал им удачи и зачитал имена.

Когда назвали имя Жиртреста, Папаша встал и прокри­чал: «А вот и наш Фальстаф!» (По неизвестной мне при­чине Папаша зовет Жиртреста Фальстафом.) Затем симпа­тичные девчонки в розовых бикини вынесли подносы с хот-догами. Толпа засвистела и подняла визг, а Бешеный Пес громко залаял и заорал: «Ура! Ура!»

ПРАВИЛА