– Дальше? – протянул Титус. – Дальше бедолага Сэмсон выпил с друзьями, прилег на редакционный диван и задремал. Он, видимо, рассудил, что утро вечера мудренее.
– Вы так рассказываете, словно лично присутствовали там. – Я попыталась скептически усмехнуться, но, по-моему, у меня плохо получилось.
– Я бы попросил вас впредь не перебивать меня, – мягко потребовал Титус, – но сейчас отвечу. Естественно, меня там не было. Однако этот хрестоматийный случай неоднократно описан во всевозможных научных статьях по парапсихологии. Вы удовлетворены? Итак, Сэмсон заснул, а через некоторое время буквально подпрыгнул на диване, стряхивая с себя чудовищный кошмар. Он как наяву увидел во сне извержение вулкана, толпы людей, бегущих к морю в поисках спасения… Увидел, как их догоняла волна кипящей лавы, как накрывала и слизывала, словно песчинки. Он слышал вопли обреченных на смерть и раскаты грома, сотрясавшие небо. Проснулся Сэмсон в тот момент, когда произошел сильный взрыв, стерший с лица земли остров Праломе вместе с людьми, домами, городами. Сэмсон вскочил, зажег свечу и постарался как можно подробнее записать свой странный сон. В конце он приписал слово «важно» с восклицательным знаком и ушел. А редактор подумал, что Сэмсон принял ночью это сообщение по телеграфу, и напечатал в газете на первой странице.
На какое-то время Титус замолчал.
– И что? – не выдержала я.
– Сэмсона уволили. Резонанс от заметки получился огромный, да только подтверждения сенсации не было. Дело кое-как замяли, однако тут на западное побережье США обрушились волны невиданной силы и параллельно стала приходить информация о чем-то ужасном, происходившем в Индийском океане. Волны как раз явились отголоском извержения вулкана Кракатау. Тогда погибло почти сорок тысяч человек, это было самое мощное извержение в истории человечества. Катастрофа, которую видел во сне Сэмсон, оказалась реальностью. Как видите, мозг Сэмсона принял суммарные сигналы умирающих людей и стал проводником информации из одного мира в другой. Единственное, что в его видении не совпадало с действительностью, так это название острова. Он написал Праломе, хотя на самом деле это был Кракатау.
– Потрясающе! – восторженно воскликнула Гала и захлопала в ладоши. – Не первый раз слышу эту историю, и все равно мурашки по коже. Арсюша, но ты расскажи, что потом было!
– А потом было вот что. Через много-много лет, когда Сэмсон состарился, Голландское историческое общество подарило ему старинную карту. Догадайтесь, как на той карте назывался Кракатау?
– Праломе, – еле слышно прошептала я.
– Вы совершенно правы, – так же шепотом подтвердил Титус и направился к выходу.
– А птицы? – адресовала я вопрос ему в спину, почему-то вспомнив рассказ Дафны Дю Морье «Птицы», по которому Альфред Хичкок снял свой знаменитый фильм.
– Что птицы? – Титус обернулся и полоснул меня взглядом.
– Они тоже, как вы говорите, «операторы связи»?
– Они, скорее, посланники, – туманно пояснил Титус и добавил: – Их посылают за душами, улетающими от тела после смерти. Иногда они возвращаются за новыми порциями душ.
Погода стояла ужасная. Под стать настроению. Свинцовые небеса плевались косыми струями дождя. Острыми, как бритва, и жалящими, как оса.
По утрам, когда Кара спешила в театр на репетицию, дождь больно, словно розгами, хлестал ее по щекам. Ноги утопали в ледяной жиже, безжалостный северный ветер срывал одежду. Но Каре было все равно. Ее больше ничто не трогало. Отныне она не способна была чувствовать. Казалось, что вместе с честью Стертый украл и ее душу.
Ее не волновал тот факт, что за ней повсюду следует большая черная машина, что под окнами круглосуточно топчется подозрительный субъект. Она не задумывалась, один и тот же это субъект или каждый день – разный.
Она забыла Рим, Дюка. Лишь когда касалась пальцами оставшейся части кулона, сердце болезненно сжималось.
Кара старалась полностью отдаться работе, но теперь и балет перестал быть для нее смыслом жизни.
А в театре пока ничего не знали. Или делали вид. Она по-прежнему была занята до предела. Репетировала роль Тао Хоа – главную партию в спектакле «Красный мак», который решили восстановить на сцене театра. Танцевала «Лебединое озеро», «Жизель», «Бахчисарайский фонтан». Уходила из дома ранним утром и приползала без сил за полночь. Только так она могла существовать, только так…
Тая не узнавала ее. Тая – младшая из четырех сестер Кариной матери, незамужняя и бездетная, жила у Кары после того, как ее семья погибла от голода во время Ленинградской блокады, а сама она чудом выжила.
– Деточка, – спрашивала она со слезами на глазах, сжимая ледяные Карины пальцы в своих, – что с тобой? Что случилось?
– Все нормально, – отвечала Кара бесцветным голосом, – я просто устала.
Деточка – это звучало слишком. Тая была старше Кары всего на пять лет, ей не исполнилось еще и сорока. Но пережитое горе оставило неизгладимый след на ее высохшем лице.