Маленькая балерина

Женщина перестала хрипеть, и, если бы не ее пальцы, беспорядочно шарившие по одеялу, можно было подумать, что она умерла.

– Отходит, – тихо произнесла Энгелиса. Кара не слышала, когда она вошла.

– И что, ничего нельзя сделать? – спросила Кара.

– Перитонит, – покачала головой докторша, – очень запущенный. Легочная недостаточность, почки уже отказали. Ей осталось совсем чуть-чуть.

– Бедная, – прошептала Кара.

Женщина снова захрипела, на ее губах выступила кровавая пена. А Кару скрутила очередная схватка. Такой боли она еще не испытывала. Свет померк в глазах, что-то горячее заструилось по ногам.

Так продолжалось еще долго. Агония рыжеволосой женщины и рождение ребенка. На закате женщина сделала последний вдох, а Кара произвела на свет дочь.

В этом было что-то символическое. Словно, для того чтобы родиться, дочери Стертого понадобилось забрать чью-то жизнь.

Глава 27 День тот же

Я не планировала заходить в дом, поэтому остановилась за уже знакомым жасминовым кустом. Пока я не была готова к общению с Монаховым, не представляла, что ему сказать.

Я легонько подтолкнула Дашу:

– Иди, малыш. Тебя папа ждет.

Но девочка только сильнее вцепилась в мою ладонь. Всю дорогу до дома она крепко держала меня за руку. Даша не сказала ни слова, но между нами словно протянулась невидимая глазу нить.

Кулон я сжимала в кулаке, сунув его в карман шорт. Пальцы онемели, но я боялась выпустить его из рук, так как шнурок потерялся.

– Иди домой, – еще раз велела я Даше.

Она помотала головой, обняла меня и уткнулась лицом в мой живот. Я замерла, не в силах пошевелиться.

– Ее нигде нет! – вдруг услышала я взволнованный женский голос. Сквозь буйную растительность я не могла разглядеть, кто это кричал. Но, судя по всему, это была Лиза.

– У реки была? – спросил где-то рядом Монахов.

– Да, и у реки, и на пруду. – Лиза шагнула из-за куста и ошеломленно застыла, увидев нас с Дашей.

– Надо к стоянке сходить. Может, она там?

– Не надо, – сдавленно ответила Лиза. Даша еще теснее прижалась ко мне. – Вот она, здесь.

Монахов в два счета оказался у жасмина.

– Слава Богу! – воскликнул он, опустился на колени, мягко оторвал дочь от меня и поднял на руки. – Я уже битый час ее ищу. Спасибо вам, Саша. – Он с благодарностью посмотрел на меня и убрал со лба девочки выбившийся локон.

Я глупо кивнула.

– Хорошо, что никто этого не видел, – прошипела Лиза, склонившись ко мне, когда Монахов с дочерью удалились на приличное расстояние. – Если бы я вела себя так с чужим больным ребенком, мне было бы стыдно.

– К счастью, вы – это не я, – парировала я, развернулась и побрела в сторону дома Врублевской.

– Саша! Постойте! – Монахов догнал меня у самого подножия склона.

Я остановилась и посмотрела наверх, где под жасмином стояла Лиза.

– Что бы она ни сказала вам, забудьте об этом. Это ни имеет никакого значения, – пробормотал он, низко опустив голову.

– А что имеет? – спросила я. И вдруг почувствовала себя ужасно усталой.

– Вы действительно хотите знать?

– А почему бы и нет? – Я с силой сжала кулак, и острые края треугольного кулона больно впились в ладонь.

Монахов взъерошил темные волосы и улыбнулся, глядя исподлобья. Верхняя губа его чуть припухла после драки со Шмаковым, но это его совсем не портило. Даже наоборот.

– Ну, например, то, что я приглашаю вас на ужин.

– Спасибо, я не голодна. – Я прошла вперед и обернулась: – Кстати, а с чего вы решили, что она мне что-то сказала?

– Видел ее лицо. Синдром Клерамбо, – пожал он плечами.

– А, понятно…

Я старалась не думать о том, что Монахов делал на чердаке, но ноги сами отнесли меня туда.

Здесь, под крышей, было очень душно и почти темно. Вечерело, солнце клонилось к закату, и маленькое подслеповатое окошко не справлялось со своей задачей. Стекло было мутным и грязным, в потеках краски. Его, видимо, не мыли со дня постройки дома. То есть никогда.

Я поискала выключатель. Прямо за дверью стоял свернутый в рулон пыльный ковер. Я просунула за него руку и нащупала выключатель. Древний, как мир, с длинным тугим рычагом. Потянула рычаг вверх, вспыхнула тусклая лампочка. Правда, в помещении почти ничего не изменилось и света не прибавилось. Как было темно, так и осталось. Только ковер с глухим стуком упал на пол, взметнув в воздух клубы пыли.

Я чихнула и повернулась к сундуку. Он был открыт, замок исчез. Но я уже настолько привыкла к странностям дома, что не обратила на это внимания. Сунула руку внутрь. Поворошила старые вещи. Судя по всему, больше там ничего не было.

Что я надеялась найти? Дневник Врублевской, ее письма или фотографии, способные пролить свет на историю с итальянцем или на рождение ее дочери?

Не знаю…

Я прихватила с собой охапку вещей. Тех, что лежали в сундуке сверху. В спальне разложила трофеи на кровати. Для сохранности они были пересыпаны высушенными листьями полыни, и теперь по комнате распространился специфический аптечный запах.