Маленькая черная ложь

Чтобы войти в рулевую рубку, нужно повернуться спиной к Каллуму, но, похоже, бояться теперь нужно не его. Поэтому я поворачиваюсь и перешагиваю через порог. Внутри кромешная тьма, если не считать тонкого луча фонаря, который выронил Каллум. Вонь здесь еще сильнее, и мне кажется, что меня окружают какие-то ползучие полусгнившие существа, обитатели ночных кошмаров. На память приходят стихи, которые так любила Рейчел и которые она часто цитировала. Она думала, они мне нравятся, потому что я всегда любила море. Мне они не нравились, я их просто ненавидела, но теперь очень хорошо помню.

И мнится, море стало гнить, —
О Боже, быть беде!
Ползли, росли, сплетясь в клубки,
Слипались в комья слизняки
На слизистой воде.

Я наклоняюсь, поднимаю фонарь, сую револьвер в карман. Каллум заходит в рубку вслед за мной.

— Носовая кладовая. По левому борту. Если ты уверена.

Я совсем не уверена. Но поворачиваю фонарь и вижу детскую ногу. Она словно дрожит в тонком луче света, как изображение в старом кинофильме. Мир накреняется, и я не понимаю, то ли в «Эндевор» ударила большая волна, то ли я едва не лишилась чувств.

Подхожу ближе… три, четыре шага… и провожу лучом фонаря по всему телу ребенка, от головы до обутых в кеды ног.

— Джимми, — говорю я.

Это не труп Арчи Уэста. Из брезента торчит кость лодыжки. Зашнурованная обувь съежилась. Этого не могло произойти с Арчи за один день. Кроме того, эти останки слишком велики и не могут принадлежать трехлетнему или даже пятилетнему ребенку. Арчи или Фреду. Мы нашли Джимми.

— Согласен. — Каллум стоит в двери рулевой рубки. — Выглядит лет на семь.

Лежащий передо мной маленький мальчик чуть младше, чем был Нэд. На нем сохранились остатки одежды, в том числе оба кеда. На голове видны клочки волос. Бо́льшая часть кожи разложилась. Плоть — все, из чего состояли пухлые щеки, округлый подбородок, сильные маленькие руки и похожие на спички ноги, — тоже не сохранилась. От Джимми остался только остов из кальция, которому было предназначено расти и становиться прочнее, превращая ребенка в большого, здорового мужчину.

Смотрю на свой гниющий бриг —
Но трупы вкруг лежат.

Кольридж. Теперь я вспомнила. Сэмюэл Тэйлор Кольридж, «Сказание о Старом Мореходе». Жуткое произведение. Нэд будет выглядеть примерно так же. Мой ангел теперь — труп в земле, медленно разлагающийся. Как этот ребенок. Нэд умер раньше, и от его тела почти ничего не осталось. Я раньше об этом не думала. В моей голове Нэд по-прежнему бледный, но в остальном ничуть не изменившийся маленький мальчик, который выскальзывает из теней в моем доме и гоняется за таким же призрачным братом от одного укромного уголка к другому.

Мне кажется, что я смотрю на Нэда. Как будто кто-то заставил меня раскопать его могилу и посмотреть на то, во что он превратился.

Судно накреняется, луч фонаря уходит в сторону. Я чувствую тяжесть двух ладоней на своих плечах. Испытываю почти непреодолимое желание опереться на эти ладони и закрыть глаза.

— Череп выглядит странно. — Каллум берет у меня фонарь и направляет луч на голову Джимми.

Я с трудом заставляю себя ответить:

— У него еще не сменились молочные зубы.

На челюсти Джимми, лишенной кожи и мышц, видны два ряда зубов, один под другим. Совершенно естественно для ребенка его возраста, но выглядит очень, очень странно.

У Нэда последний молочный зуб выпал за несколько дней до смерти. Нижний правый резец. Я до сих пор храню его в маленькой коробочке в форме сердца, рядом с кроватью. Будь это Нэд, я видела бы дырку… Я больше не могу на это смотреть. Просто не могу.

Каллум опускает фонарь.

— Иногда я вижу его отца в «Глоуб». Он работает в больнице.

Сестра Джимми учится в классе Кита. Я хочу произнести это вслух, доказать, что со мной всё в порядке, но не могу. Кажется, ее зовут Эмили. Милая малышка.

Каллум снова берет меня за плечи, но я стряхиваю его руки — в голову мне приходит ужасная мысль:

— Здесь могут быть и другие. Арчи и даже Фред. Мы должны искать. Арчи! Арчи, ты нас слышишь?!

Я чувствую дыхание Каллума у своего уха.

— Кэт, им больше негде здесь быть. Над водой только рубка и соседняя каюта. Каюту я осмотрел раньше, чем увидел его.

Нельзя сказать, что я ему не верю, — просто мне нужно убедиться самой. Я протискиваюсь через узкую деревянную арку, которая ведет в треугольную каюту на носу лодки. Кто-то — наверное, Каллум — открыл три рундука. Все они пусты, если не считать нескольких дюймов воды на дне. Пол каюты тоже покрыт водой высотой примерно с дюйм. Здесь никого нет.

Трап, ведущий в трюм, находится в рулевой рубке, у правого борта. Я направляюсь к ступеням, но Каллум меня удерживает:

— Не вздумай. Нет смысла спускаться в трюм посреди ночи.

— А что, если Арчи там?

— Если Арчи там, он уже мертв. До уровня воды всего две ступени. Это бессмысленно.