Маленькая фигурка моего отца

В первые минуты я и не понял, о чем он. Я хоть и стоял на аэродроме, грешным делом, подумал о вольтижировке, конкуре и тому подобной чуши. «Как прыгал?» — «Ну, с парашютом, с самолета! Нет? Ничего, как-нибудь справишься!»

И вот я уже сижу в самолете вместе с какими-то типами, которые потом оказываются штрафниками из СС. Мне вручают запечатанный конверт с точным описанием моего задания. Согласно приказу, я вскрываю его ровно через пять минут после взлета и узнаю, что меня ждет. Меня успокаивают, говоря, что парашют раскроется автоматически, и угощают шнапсом. И вот я уже стою у двери, мне в лицо ударяет ветер, я получаю пинок под зад и падаю. А еще до того, как мы высадились, эскадрилья пикирующих бомбардировщиков разнесла это местечко в клочья. И все-таки, не успел раскрыться мой парашют, как снизу по мне начали стрелять. Начинаю снимать и уже представляю свои фотографии в немецких газетах и журналах под заголовком «ЕГО ПОСЛЕДНИЕ СНИМКИ».

Как ни странно, я достиг кукурузного поля более или менее живым. Согласно инструкции, после приземления полагалось незамедлительно отстегнуть парашют и атаковать неприятеля. В задачу соединения входило взять партизанское логово штурмом, не брать пленных, никого не щадить. А как СС выполняли подобные задачи, тебе, я думаю, объяснять не надо.

Я снимаю это пекло, мысленно проклиная свою сомнительную репортерскую славу, и внезапно замечаю двоих типов с камерами в руках, жмущихся к стене полуразрушенного дома. «Надо же, — думаю я, — а я-то было решил, я тут один такой! Кто же эти двое?» К этим двоим уже бросаются эсэсовцы, и меня вдруг осенило, кто это: военные корреспонденты, как и я, только корреспонденты противника!

Так случилось, я тебе уже об этом говорил, что мы, военные репортеры, в своей сфере обладаем определенной властью. Поэтому я решил попытать счастья и крикнул мясникам из СС: «Стой, не стрелять!» Неожиданно они отреагировали на мой оклик и предоставили мне самому решать, что делать. Я направился к этим двоим, а они как ни в чем не бывало фотографировали себе дальше, пока я не подошел к ним вплотную.

Потом тот из них, что повыше, рыжеватый блондин с усами, опускает фотоаппарат и совершенно спокойно произносит: «Hello fellow, how are you?»[30] А тот, что пониже, похожий на бульдога толстяк в очках, улыбается, пожимает плечами и говорит: «We are British war correspondents!»[31] Вражеских пропагандистов полагалось брать в плен С ЦЕЛЬЮ ДОПРОСА. Однако сейчас время для допроса было явно не подходящее, а под стражу их пока взял я.

И вот я приказываю этим эсэсовским громилам, которые сразу после приземления ко мне присоединились, разоружить англичан и не отпускать от меня ни на шаг. И следующие полчаса англичане буквально повторяют каждое мое движение: бросок вперед, короткими перебежками, в укрытие, подстерегаем удачный кадр. Вот только снимать они больше не могут: фотоаппараты я с самого начала велел у них отобрать.

Потом нас оттеснили на кладбище, и там мы, как могли, окопались за низкой стеной из грубо отесанного камня. Завязался жестокий бой с партизанами, которые обстреливали нас из минометов с прилегающих высот. Нас прикрывал тяжелый пулемет, вступивший в дуэль с партизанским тяжелым минометом. А оба англичанина притаились за мной и с явным интересом следили за моей работой.

Но вот партизан ошибся, неверно оценил расстояние до цели, и мины теперь упорно не долетали до нас пять-десять метров. Почва там была сухая и каменистая, и потому каждый «недолет» сопровождался фотогеничным взрывом. Тут высокий англичанин похлопал меня по плечу и сказал: «Well, go on, this is a good picture!»[32] В это мгновение я вновь ощутил прежнее жестокое любопытство, которое долго скрывал от себя самого, и перелетел через стену.

И вот подполз это я по-пластунски к пулемету и занял самую выгодную для фотографа позицию — за спиной у пулеметчика. Первый же снимок получился просто фантастический: на переднем плане — силуэт пулемета и место попадания мины, эффектный взрыв! Снова раздался выстрел, и теперь я понял, что чертов партизан уточнил расстояние до цели… А потом что-то словно взорвалось прямо у меня в голове, и все померкло…

Я пришел в себя, только почувствовав, что кто-то тащит меня за ноги назад, в укрытие. Нас накрыл прицельный минометный огонь. Потом я понял, что кто-то перетаскивает меня через кладбищенскую стену. Словно в полусне, нечетко, я увидел лицо рыжеватого англичанина. «I’m sorry! — непрерывно повторяет он, — I’m sorry!» Но я думал только о том, что потерял камеру, а вместе с ней пленку, к чертям собачьим. «I cannot work, — бормочу я без остановки, — I cannot work».[33] И тут чувствую, как англичанин снимает у меня с шеи запасную «Лейку».