Маленькая фигурка моего отца

Отец назвал цену, естественно, астрономическую, толстяк задохнулся от негодования. «Ну, хорошо, — сказал отец, — нет — значит нет, продам твоему врагу». Толстяк уже вытащил из нагрудного кармана бумажник и приготовился заплатить, как отец сказал, что, мол, пошутил. «Не сердись, — рассмеялся он, — папку я тебе подарю, а ты завтра пришлешь мне бутылку виски».

Не успел толстяк исчезнуть с папкой под мышкой, как отец подсел к тощему. «Слушай, — начал он, — я тут тебя снял, посмотри, может, тебе будет интересно». И тощий склонился над папкой, побелел было, но проявил не меньшую способность к самоиронии, чем его конкурент. «Вот это да, целый альбом компрометирующих фотографий, я о таком всю жизнь мечтал!» — воскликнул он.

Отец назвал ту же цену, что и толстяку, и тощий вышел из себя. А отец снова упомянул о его противнике, снова предупредил, что может передать папку ему, и снова этот аргумент оказался весьма убедительным. На свет Божий была извлечена чековая книжка, и снова отец сказал, что пошутил. «Не сердись, — рассмеялся он, — ты пришлешь мне завтра бутылку коньяку, а я подарю тебе папку».

На следующий день отцу на дом доставили не две бутылки, а два ящика спиртного. Оба полные бутылок, соответственно, с красными и черными этикетками. Он написал два благодарственных письма, но намеренно вложил каждое в чужой конверт…

— В вашем отце, — заключил репортер с радио, — погиб великий клоун, но знаете, такой, вроде Уленшпигеля.

— Мой отец при смерти, — сказал я, — я только что из больницы. Он лежит под капельницей, врачи дают ему всего несколько недель.

— Ну, и шуточки у вас, — возмутился репортер, — ваш отец, и под капельницей! Ваш отец, и при смерти! Да вы меня за дурачка принимаете, старину Хениша ни одна холера не возьмет!

— Да, — произносит голос отца на пленке, — Хениша ни одна холера не возьмет, так думали и мои однополчане на русском фронте. Во мне всего метр пятьдесят два, так низко русские пули не летают. Чем дольше мне везло, тем сильнее я верил, что заговорен от пуль и снарядов. С фотоаппаратом в руках и с саркастической шуткой на устах, я и вправду убедился в своей неуязвимости.

Моя самоуверенность дошла до того, что чем безнадежнее становилось положение на фронте, тем чаще я добровольно вызывался идти на задание с настоящими смертниками. Вот, например, послушай, как мы отступали из Орла, обхохочешься. Было это летом сорок третьего, под Курском происходило самое большое танковое сражение Второй мировой. Линия фронта постепенно сдвигалась на юг, русские неумолимо нас оттесняли.

Ну, так вот, согласно приказу, мы должны были уйти из Орла к четвертому августа. И, разумеется, не оставлять русским ничего, что могло бы им пригодиться. Так уж повелось, любая армия мира на нашем месте поступила бы так же. Тут не до церемоний, — говорит отец, — много чего пришлось взорвать.

И тут одного рехнувшегося генерала, его фамилию я называть не буду, осенило: в городе буквально до последнего момента должен оставаться со спецзаданием военный корреспондент. Ему надлежало ждать, пока на подъездах к городу не покажутся первые русские части. И тогда, так сказать, чтобы показать им фигу, поднять флаг вермахта на балконе комендатуры.

Ты спрашиваешь, почему этим потенциальным смертником должен был стать военный корреспондент? А вот почему: глумление над русскими необходимо было запечатлеть на пленке. Нацисты точно были извращенцы, превратили фотографию в фетиш. А потом, я ясно дал понять, что как нельзя лучше подхожу для этой операции.

И вот отец остается в городе и делает цикл снимков «ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ ОРЛА». Кстати, я не уверен, что он согласился на это только из любви к риску. Подозреваю, он был движим и известной сентиментальностью.

Орел. Красивый город. На первых фотографиях цикла царит обманчивый мир. На веревке висят выстиранные рубахи. Яблоня в цвету. Наверное, это июнь, на небе виднеются несколько пухлых облачков. В водах Оки отражаются здания, стоящие на другом берегу.

На следующих снимках: отступающие немецкие части переходят мост. Солдаты совсем юные, кажется, таким море по колено. Настроение хорошее, один даже подмигивает фотографу. «Если повезет, встретимся под Оршей».

На следующих фотографиях: вид города с воздуха. Некоторые здания помечены черными крестами. Штаб войск пропаганды, гарнизон, казарма танковой части, лазарет. А еще кафе с открытой террасой и бани…

Одно здание обозначено как «Дом со львами». Видимо, его фасад украшали каменные львы. Кажется, отец об этом рассказывал. Прекрасные каменные звери с роскошными гривами. В детстве мне было особенно жаль таких львов.

Наконец, фотографии взрывов. Первыми взлетают на воздух мосты. Взорван и театр-варьете. На предпоследнем снимке — разрушенная сценическая декорация.

А вот наконец и флаг вермахта на балконе. Он романтично развевается на ветру, но улица на заднем плане совершенно опустела.

— Разумеется, — говорит отец, — я повесил его заранее, еще до того, как в город вошли русские. О генерале, который дал мне это задание, давно уже не было ни слуху ни духу.