Маленькая хня

В каюте Сани Рудакова жил хомяк, которого звали именно так, без фантазий и изысков: Хомяк. Хомяк никогда не покидал пределов рудаковской каюты. Как правило, он сидел на иллюминаторе и жевал занавеску. Он набирал полные щеки занавески, а потом не мог вытащить ее изо рта: упадет с иллюминатора и висит на щеках, качается, пока хозяин не придет и не освободит хомяков рот от гобеленовой ткани. Ел он все подряд, включая мясо и традесканцию. Рудаков Хомяка любил и готов был пойти ради него на многое. Например, отдать в обмен за его, Хомяково, личное счастье какой-то непростой индикатор. Так во время стоянки в Анадыре у Хомяка появилась жена по имени Света. Свету электрик привел на ледокол с сухогруза «Капитан Василевский», а оттуда ее списали в обмен на хитрый индикатор и за плохое поведение: у Светы была скверная привычка бегать по каютам и тырить у всех носки. На самом деле, конечно, Свету терпели бы на «Василевском» и дальше, если бы не Саня Рудаков: Сане приспичило непременно выдать чужую, склонную к бродяжничеству Свету за своего Хомяка. Хозяин Светы, тоже электрик, получил взамен Санин индикатор, а Хомяк зажил на ледоколе степенной семейной жизнью — как ни зайдешь в каюту к Рудакову, по обе стороны иллюминатора сидят два некрупных зверя, жующие занавеску. Они даже спали со шторой во рту.

А потом вдруг исчезли.

Рудаков был печален и растерян. Сперва, конечно, он не поднимал шум, надеясь, что хомяки решили поспать, но в привычном месте, в чемодане под кроватью, где любил, будучи холостым, дрыхнуть Хомяк, зверей не обнаружилось. Не было их ни в рундуке за сменной робой, куда тоже иной раз уваливался Санин любимец, ни, разумеется, в штатной спальне молодоженов — коробке из-под зимних сапог, купленных Саней в Магадане, ни в самих сапогах. Хомяки пропали бесследно, и лишь изжеванная гобеленовая штора напоминала о том, что они когда-то были.

Хомяков искали еще недели две, но всем уже было ясно, что пропали они навсегда. Как-то сразу все припомнили, что примерно тогда, когда исчезли хомяки, Пикус три дня подряд отказывался от сметаны и куриной вырезки, и теперь два этих обстоятельства —пропажа хомяков и внезапная Пикусова диета — срослись в единую трагическую реальность. На ледоколе не было ни мышей, ни крыс, а Пикус, хоть и носил он имя потомка тевтонских рыцарей, все-таки являлся котом. Никому даже в голову не приходило поставить под сомнение факт съедения хомяков Пикусом, хотя Пикус никогда не заходил в каюту электрика, а хомяки никогда не переступали через ее комингс.

— Сссволочь поганая, — говорил Рудаков при встрече с Пикусом, с ненавистью глядя в глаза коту.

— Моээ, — то ли возражал, то ли соглашался Пикус.

— Что, вкусные были хомяки? — спрашивал Пикуса капитан, когда кот приходил поспать в его каюту.

— Моээ, — неопределенно отвечал Пикус и устраивался в кресле перед журнальным столиком.

Буквально накануне всех этих событий по ледоколу прокатилась моровая волна. Сперва пришла радиограмма четвертому электромеханику, у которого умерла бабушка. Электромеха на похороны не отпустили, потому что он бы все равно туда не успел. Потом заболел отец у моториста Рашидова, и он, не дожидаясь замены, на перекладных добрался до Магадана и улетел куда-то на Урал. Потом свихнулась Ленка Худая. Потом поломала ногу мать третьего механика, и его отправили домой, потому что, во-первых, мать у третьего была совершенно одна, а во-вторых, третьему смогли быстро сорганизовать замену. Вообще же, как правило, радиограммы о болезнях и похоронах до моряков не доходили: по негласному, а скорей всего — вполне официальному — правилу все сообщения подобного рода сперва поступали к капитану, где и оседали до того момента, когда о них можно было сообщить адресату без лишнего риска травмировать его психику. Обычно — перед приходом в родной порт. Или — на усмотрение капитана — в любой другой, при условии, если моряк имел возможность добраться оттуда до дому. Но всегда о смерти или болезни близких моряки узнавали от капитана: такая вот практика. Ходить к капитану по его вызову, но без всяких видимых для вызова оснований, боялись, потому что означать это могло почти всегда только одно: капитану принесли радиограмму.

«Пикус сожрал Хомяка и Свету=Саня» — эту радиограмму наш начальник рации не хотел отправлять на «Василевский», требуя заменить слово «Пикус» на просто «кот». Саня согласился и получил ответ от кореша: «Индикатор утонул=Вова». Начальник рации автоматически отнес эту радиограмму капитану и был послан с нею в такие далекие дали, куда ни одно пароходство не открывает визу.