В качестве руководящих принципов ниже приводятся четыре основных положения об общих отличиях небесного языка от земного, и об употреблении в них первого лица в частности:
1. Язык Небес, хотя и используя лексику Земного, радикально отличается от последнего в том отношении, что в нём нет первого лица множественного числа, а есть только Первое Лицо Единственного Числа, нет «мы», есть только Я.
2. Небесное Я очень отличается от его земной разновидности. В последнем случае оно одно из многих, употребляется всеми людьми, и в определённом смысле совершенно ошибочно: тогда как истинное и вечное Я уникально, употребляется не любым
первым лицом, а конкретным Первым Лицом, единственным Единым, который действительно есть Я ЕСМЬ и имеет право говорить так, этим Одним. Фактически, моё земное «я» — не более чем временное лингвистическое удобство, присуждённый самому себе титул учтивости, который нужно принимать не серьёзнее, чем формулы Г-ну Д. Е. Хардингу или Уважаемый м-р Хардинг в письме с угрозой о возбуждении судебного дела.3. Именно привычная подмена этим ошибочным «я» истинного Я — и низведение таким образом Первого Лица до третьего лица — вводит меня в гипноз, в котором я вижу и населяю этот «приземлённый» мир социального притворства.
4. Я могу перейти от моего земного «я» к моему небесному Я, от моего ошибочного и временного первою лица к моему истинному и вечному Первому Лицу только через смерть. Не через ту будущую смерть, которая представляет собой видимый внешне процесс снижения жизнеспособности и растворения в каком-то более примитивном, неживом веществе, но через это внезапное, видимое внутри, полное умирание сейчас: то есть посредством заглядывания внутрь и выяснения, что уже
ни частица материи и ни шепоток ума не выжил прямо здесь. Моя жизнь после воскресения в качестве Первого Лица Единственного Числа — не жизнь человека, оживлённого после смерти: она должна быть абсолютно новой жизнью, которая есть жизнь Бога. Быть спасённым значит быть Им. «Каждый, кто входит в город Любви, — говорит Джами, — находит там место только для Одного». Чтобы быть допущенным на Небеса, я должен осмелиться стать их Единственным Обитателем, разделить их Я и говорить на их языке.
Оставшаяся часть этой главы посвящена приданию этим широким утверждениям определённой формы и содержания — на основании того принципа, что (вопреки общепринятому мнению) Небеса имеют дело с точными и конкретными фактами, которые требуют проверки, а вовсе не с абстрактной духовностью, которая по большей части есть безответственная болтовня и игра в слова.
Это истинное Первое Лицо Единственного Числа, которым я являюсь, уникально. Я исключителен всегда и во всех отношениях. Вот пять примеров:
1. Я говорю «он идёт» и «я иду» и воображаю, что, поскольку сказуемые этих двух предложений одинаковы, факты тоже должны быть одинаковыми: тогда как изменение подлежащего с «он» на «я» меняет факты — действительный опыт, о котором идёт речь, — полностью. Я вижу, что когда он
идёт по загородной местности, ничто другое не шевелится: никакие кусты, дорожные указатели, деревья, дома и так далее не вовлекаются в его ходьбу: всё, что происходит, — начиная свой путь маленьким, — он становится всё меньше и меньше, когда идёт дальше, пока не уменьшается до точки. Теперь предположим, что я решаю пойти на прогулку, — что происходит? Когда я говорю, что я иду, я на самом деле совсем не перемещаюсь: это делает окружающая местность, со многими разными скоростями одновременно. Весь вид, от двух занятых ног там, внизу, до гор вон там, вдалеке, приходит в движение через мою неподвижность. Если я в привычном человеческом трансе, если я, как обычно, лгу себе, — игнорируя громадную разницу между ним и мной, между всеми другими и Мной, сжимая себя от Первого Лица до третьего лица, овеществляя себя, — тогда вся моя ходьба, бег, танцы и вождение замутнены и притуплены заблуждением, и я упускаю увлекательность и чудесность происходящего. Я сужаю великолепное и реальное событие мирового масштаба до воображаемого и тривиального локального происшествия и беспокою его реальный центральный покой воображаемым волнением. И, естественно, я быстрее устаю.