Маленькая книга жизни и смерти

Как наука об объекте верно отражает временную природу третьего лица, так наука о Субъекте верно отражает безвременную природу Первого Лица — последствия чего абсурдны, или же неизбежны, уместны и очень значимы, — в соответствии с вашей точкой зрения. Чтобы проиллюстрировать это, — показав, как радикально моё глубокое убеждение в том, что я бессмертен, определяет мою позицию, — мне нужно вернуться к любопытному набору фактов, затронутых ранее в этом исследовании: я замечаю, что просматриваю колонки некрологов, самодовольно отмечая смерти тех, кто моложе меня, а также моих ровесников, и при этом никогда не представляю, что там вскоре появится и моё собственное имя; я замечаю, что с состраданием смотрю вокруг на старых людей — некоторые из них гораздо моложе, чем тот, кого я вижу в своём зеркале, — и думаю, возможно, о том, как мало времени (в отличие от меня, хотите верьте, хотите нет!) у них осталось; я замечаю, что считаю скопления свечек на именинном пироге моего друга и игнорирую Целый лес на моём собственном; я замечаю, что не чувствую себя ни на день ближе к смерти, чем в двадцать лет, вопреки усиливающейся немощи. И так далее и тому подобное — как если бы жизнь была предсмертным состоянием каждого, кроме меня самого! Во всех отношениях моё чувство вечности — моя уверенность в том, что я, я один, не умру, — имеет место.

Не просто ли это иронически оказавшийся под рукой пример общераспространённого отказа прямо смотреть на смерть, которая (как мы видели ранее) отличает нашу культуру? Не является ли эта странная самоуспокоенность — это кажущееся самодовольство перед лицом смерти — просто началом старческого слабоумия? Или милосердным условием договора с Природой, утешительным обманом, подходящим Д. Е. Хардингу на поздних стадиях его жизни, так же как побуждающий к действию обман будущих успехов — достижимых успехов, не смешанных с неудачами, — подходил ему на ранних стадиях? Только это, и больше ничего? Не самообман ли это? Или это Самооткровение?

Первое Лицо Единственного Числа отвечает громко и чётко: Очевидно, это самообман, когда речь идёт о нём, о том третьем лице; Самооткровение, когда речь идёт обо МНЕ.

Это приглашение поступает вам и мне от МЕНЯ: «Возвращайтесь домой, из своего периферийного состояния третьего лица в ваше центральное состояние Первого Лица. Проделайте путь от того смертного „него“ или „неё“ там, в вашем зеркале, до этого бессмертного „я“ здесь, перед ним. И будьте вечным Я, которым вы уже являетесь.

Ибо Я есть воскресение и жизнь, и тот, кто видит и верит в МЕНЯ, никогда не умрёт».

Жизнь после смерти

Страшный Суд придёт и найдёт меня неуничтожимым, и я буду схвачен и отдан в руки моего собственного «я».

Блейк

Я начал эту «Маленькую книгу» с вопроса о моём Я, моей сущностной Природе, что я такое в моей несократимой форме и насколько она долговременна. И я продолжал задавать тот же самый вопрос на протяжении книги, прилагая все усилия, чтобы не верить на слово другим в том, о чём они не в состоянии сказать мне — а именно, что такое быть мной в этот момент, прямо здесь, где я нахожусь. Некоторые мои открытия до сих пор поражают меня, от них дух захватывает, они часто ошеломляют — ошеломляют до потери дара речи. Я только могу, по выражению Руми, укусить себя за тыльную сторону руки.

И теперь, в конце этой долгой погони, я действительно догнал себя. Я заканчиваю тем, что мне кажется самым захватывающим, окончательным, неопровержимым и, главное, личным ответом на мой изначальный вопрос: тем самым нанеся (почти случайно) смертельный удар самой Смерти.

Конечно, я не предлагаю вам, мой читатель, поверить этому заключительному ответу (так же как не предлагал верить промежуточным ответам), но предлагаю его взвесить, проверить и испытать, отвергая всё, что вы находите ложным, оставляя для будущего исследования всё, в чём вы не уверены, и разделяя со мной и с другими то, что истинно в вашем самом сокровенном и личном опыте.

Заметьте, я употребил прилагательное «личный» уже дважды. Не без причины. Оно задаёт тон этой главе о глубочайшей тайне жизни после смерти и даёт мне основания сделать следующее признание: безличное и анонимное бессмертие, возможно, могло бы удовлетворить святого — но не меня.