Маленькая книжка о большой памяти

Трудности

При всех преимуществах непосредственного образного запоминания оно вызвало у Ш. естественные трудности. Эти трудности становились тем более выраженными, чем больше Ш. был принужден заниматься запоминанием большого и непрерывно меняющегося материала, — а это стало возникать все чаще тогда, когда он, оставив свою первоначальную работу, стал профессиональным мнемонистом.

Первую из этих трудностей мы уже описали. Теперь Ш. — профессиональный мнемонист — уже не мог мириться с тем, что отдельные образы могли сливаться с фоном или плохо «считываться» из-за того, что их было трудно разглядеть из-за «недостаточного освещения».

Теперь он не мог мириться и с тем, что посторонние Шумы приводили к тому, что «пятна», «брызги» или «клубы пара» заслоняли расставленные им образы и делали их «трудно различимыми».

«Ведь каждый шум мне мешает ... Он превращается в линии и пугает меня... Вот было слово «omnia», а в него впутался шум, и я записываю слово «omnion» ... И вот стоит мне сказать какое-нибудь слово, и сразу появляются перед глазами какие-то линии.., я их щупаю руками... Они как-то изнашиваются от прикосновения руки... появляется дым, туман... И чем больше говорят, тем мне труднее... И вот уже от значения слов ничего не остается...».

Слова, даваемые ему для запоминания, часто оказывались настолько далекими по смыслу, что могли нарушить тот порядок, который он избирал для «расстановки» образов.

«Я только что начал идти от площади Маяковского — и тут мне говорят «Кремль» — и я должен сразу оказаться в Кремле. Ну хорошо, я переброшу веревку прямо в Кремль.., а потом — «стихи», и я снова на площади Пушкина... А если скажут «индеец» — я должен оказаться в Америке... Ну, я переброшу веревку через океан.;. Но это так утомительно путешествовать...».

Еще более осложняло дело то, что часто присутствующие начинали давать ему длинные, нарочно запутанные или бессмысленные слова. Это естественно толкает на то, чтобы запоминать «по линиям» — по зрительным образам тех изгибов, оттенков, брызг, в которые превращаются звуки голоса, — а это так трудно...».

Наглядно-образная память Ш. оказывается недостаточно экономной, и Ш. должен сделать шаг для того, чтобы приспособить ее к новым условиям.

Начинается второй этап — этап работы над упрощением форм запоминания, этап разработки новых способов, которые дали бы возможность обогатить запоминание, сделать его независимым от случайностей, дать гарантии быстрого и точного воспроизведения любого материала и в любых условиях.

Эйдотехника

Первое, над чем Ш. должен был начать работать — это освобождение образов от тех случайных влияний, которые могли затруднить их «считывание».

Эта задача оказалась очень простой.

«Я знаю, что мне нужно остерегаться, чтобы не пропустить предмет, — и я делаю его большим. Вот я говорил вам — слово «яйцо». Его легко было не заметить.., и я делаю его большим... и прислоняю к стене дома, и лучше освещаю его фонарем... И теперь я уже не ставлю вещей в темном проходе... Пусть там будет свет, и мне легче их увидеть».

Увеличение размеров образов, их выгодное освещение, правильная расстановка, — все это было первым шагом той «эйдотехники», которой характеризовался второй этап развития памяти Ш. Другим приемом было сокращение и символизация образов, к которой Ш. не прибегал в раннем периоде формирования его памяти, и который стал одним из основных приемов в период его работы профессионального мнемониста.