Маленькая книжка о большой памяти

Все это исчезает, они отходят, — и вот выступают два столба черного цвета, и кончаются туманом (ведь я не знаю, у кого сколько...). Но после рассуждения, когда я выясняю, что у него больше — край первого столба становится выше: у него больше! Здесь я рассуждаю уже двояко: цифрами и диаграммой: теперь я начинаю уравнивать, от одного столба я отрезаю 7, и когда отваливается этот кусок, он все-таки остается выше; они сравниваются только тогда, когда я переношу его на первую сторону. Видно, что это 14! Я возвращаю их снова в первоначальное положение: следующий верхний кусок — это 14! Но она ему говорит: «Дай ты мне 7 грибов и я буду в два раза выше тебя!». Теперь я отрезаю справа еще 7 — и у него стало выше на 21. Но нужно еще прибавить к нему — значит, у него выше на 28... Теперь я вижу, что ее нижний кусок равен его верхнему куску — значит, всего 56! Теперь я убавляю: получается: 56 — 7 = 49; 28 + 7 = 35». (Опыт 18/I 1947 г.).

Мы нарочно привели это длинное рассуждение. Оно вводит нас во внутренний мир Ш. и показывает те наглядные «умо-зрительные» пути, которыми течет его решение. Можно ли сомневаться в том, что эти пути иные, чем пути расчета «с карандашом и бумагой», и что мы вошли в своеобразный мир этого «умо-зрительного» мышления?[8]

Слабость

Мы поднимались к вершинам мышления Ш., теперь мы должны спуститься к его низинам. Здесь наш путь будет труднее, и мы должны будем совершать его по зыбкой почве, где с каждым шагом ноги могут уйти в трясину...

Мы видели, какую мощную опору представляет собой образное мышление, позволяющее проделывать в уме все манипуляции, которые каждый из нас может проделывать с вещами. Однако — не таит ли образное, и еще больше — синестезическое мышление и опасностей? Не создает ли оно препятствий для правильного выполнения основных познавательных операций? Обратимся к этому.

Ш. читает отрывок из текста. Каждое слово рождает у него образ. «Другие думают — а я ведь вижу!... Начинается фраза — проявляются образы. Дальше — новые образы. И еще, и еще...».

Мы говорили уже о том, что если отрывок читается быстро — один образ набегает на другой, образы толпятся, сгружаются, то как разобраться в этом хаосе образов?!...

А если отрывок читается медленно? И тут свои трудности.

«...Мне дают фразу. «Н. стоял, прислонившись спиной к дереву...». Я вижу человека, одетого в темно-синий костюм, молодого, худощавого. Н. ведь такое изящное имя... Он стоит у большой липы и кругом трава, лес... «Н. внимательно рассматривает витрину магазина». Вот тебе и на! Значит, это не лес и не сад, значит, он стоит на улице, — и все надо с самого начала передавать!...».

Усвоение смысла отрывка, получение информации, которое у нас всегда представляет собою процесс выделения существенного и отвлечения от несущественного и протекает свернуто — начинает представлять здесь мучительный процесс борьбы со всплывающими образами. Значит, образы могут быть не помощью, а препятствием в познании — они уводят в сторону, мешают выделить существенное, они толпятся, обрастают новыми образами, — а потом оказывается, что эти образы идут не туда, куда ведет текст, — и все надо переделывать снова. Какую же сизифову работу начинает представлять собой чтение, казалось бы, простого отрывка, даже простой фразы... И никогда не остается уверенности, что эти яркие чувственные образы помогут разобраться в смысле, — может быть, они отведут от него?

На этом, однако, не кончаются все трудности, — скорее здесь только их начало.