Маленькая леди и принц

Она у нас собачница, поэтому-то мы с Джонатаном и отдали ей Джонатанова вестхайлендского терьера до моего переезда в Париж. Насколько я понимала, Храбрецу уезжать из собачьего рая во Францию хотелось еще меньше, чем мне – из уюта Нельсона.

Я, было собралась извиниться, за редкие приезды, когда отец схватил Джонатана за плечо. Надо заметить, весьма неуклюже – Джонатан выше его, по меньшей мере, на четыре дюйма.

– Я тебя ждал,– провозгласил папаша. – Чтобы кое-что показать!

Джонатан взглянул на меня с проблеском тревоги в глазах.

– Это всего лишь меч,– шепнула я.

Отец всем хвастал, что умудрился «приобрести» меч, которым казнили Анну Болейн, и по традиции показывал его будущим зятьям. Уильям, когда впервые явился в наш дом в качестве жениха Эмери, схватил оружие, стал размахивать им в воздухе и чуть не обезглавил миссис Ллойд, домработницу. Отец до того испугался, что без слов подписал замысловатое добрачное соглашение, составленное юристами Уильяма.

– Пойдем! – прогремел папаша. – Перед ужином самое время взглянуть на оружие!

Я похлопала Джонатана по руке. Он восхищал меня помимо прочего еще и тем, что и не думал трепетать перед моим отцом.

– Отлично! – воскликнул Джонатан голосом футбольного болельщика. – Проверим оружие!

Отец – точнее, киноактер, который будто играл роль нашего отца,– прищелкнул зубами и пошел прочь из гостиной.

– Ларс? Уильям? – Я с мольбой взглянула на зятьев. – Не желаете к ним присоединиться?

Оба чересчур энергично покачали головами.

Когда Джонатан ушел, я, примерная сестра и свояченица, стала со всеми здороваться. Ларс, муж Аллегры, был с головы до пят в черном. Прежде чем поцеловать его, я затаила дыхание – в его черной густой бороде неизменно пестрели кусочки пищи, и от него всегда попахивало спиртным. Всякий раз, когда я видела Ларса и Аллегру вместе, между ними полным ходом шла ссора, напоминавшая вечно кипящий в кастрюле бульон.

– Привет, Ларс. – Я чмокнула его туда, где борода казалась чистой. – Прекрасно выглядишь.

– Вот видишь? – прошипел он, обращаясь к Аллегре. – Видишь? Мелисса такого же мнения.

– Не слушай его,– сказала Аллегра. – Он сидит на какой-то нелепой шведской травяной диете, безумно полезной, но от которой сильно пучит. И по моей вине не появляется в галерее. А у меня заканчиваются свечи «Диптик»…

– Аллегра! – рявкнул Ларс.

– Смотрю, ты под стриглась,– пробормотала Аллегра, будто не услышав мужа.

Я, обрадовавшись, поправила волосы длиной до подбородка. Слава богу, хоть кто-то заметил мою новую прическу.

– Спасибо. Джонатан говорит, теперь я похожа на Одри Хепберн.

Аллегра взглянула на меня внимательнее.

– А у тебя, оказывается, большие уши. Раньше я никогда не обращала на них внимания. Ларс, посмотри-ка. Правда, у Мелиссы большие уши?

– Нет! – выпалил Ларс. – Не большие, а оттопыренные!

– Не смеши меня, – пробрюзжала Аллегра. – Огромные, как ритуальные чаши.

– Да нет же, просто торчком. Поэтому и кажется, что они большие. Что у тебя со зрением, Аллегра? Никакого чувства пропорций!

Я поспешила отвернуться, пока Ларс не достал рулетку. Нет, честное слово! Моя семья – сплошное наказание!

Эмери, как бедная родственница, сидела на диванном подлокотнике, а ее муж Уильям угощался копченой лососиной. Эмери на три года моложе меня; у нее длинные волосы, напоминающие по цвету чай с молоком Отдельные пряди, как занавеси, все время сбиваются ей на лицо, поэтому она походит на страдалиц с дорафаэлевских картин, стирающих белье в речке. Аллегра не стесняется высказать любое свое мнение, Эмери же, напротив,– сущее море спокойствия и неопределенности.

Однако нельзя сказать, что в ней совершенно нет коварства Ромни-Джоунсов. Умиротворенная и будто не от мира сего, Эмери тем не менее ухитрилась прибрать к рукам преуспевающего, помешанного на спорте американца-юриста, заполучить дом в Чикаго, временную квартиру в Нью-Йорке, а вместе с ними и пасынка по имени Валентино. И с годами устроиться так, что теперь ей не приходилось отягощать себя никакими заботами. Аллегра же на любую просьбу отвечала отказом. В итоге дочерние обязанности, которые предназначались нам троим, ложились лишь на мои плечи.

Сегодня на Эмери была длинная рубашка павлиньей расцветки, в восточном стиле, и узкие джинсы. Она сидела с выражением рассеянного недоумения на невозмутимом лице и выглядела прекрасно. Эмери повезло: у нее такая же, как у мамы, стройная фигура, поэтому ей очень идут свободные одежды. Мне же приходится истязать себя утягивающими лифчиками и корсетами. Как-то я поддалась на уговоры Эмери и надела блузку с рюшами. В автобусе целых четыре человека одновременно вскочили, спеша уступить мне место.

– Привет, Эмери,– сказала я, целуя сестру.

Вообще-то сегодня она выглядела не столь прозрачной, как прежде. У нее немного округлились щеки. И замечательно, подумала я с каплей злорадства. Если так пойдет и дальше, она в один прекрасный день догонит меня.

– Привет, Мел,– пробормотала Эмери. – Хорошая стрижка. Выглядишь на несколько лет моложе.