Маленькая Лизи Кроуфорд и пансион мадам Тьери

Но в этот момент вдруг что-то с улицы громко стукнулось о стекло кухонного окна. От неожиданности Лизи вздрогнула и выронила чашку с водой. В ночной тишине оба этих звука прозвучали громче, чем пушечный выстрел.

Лизи стремглав бросилась было вон из кухни, но, к своему ужасу, услышала тяжелые шаги и ругань в примыкающем к кухне коридоре. Девочка заметалась между окном кухни и закрытыми дверьми, ведущими в подвал. Потом, не раздумывая больше, нырнула под стол. Шаги приближались, и Лизи, что есть силы, вжалась в жёсткие деревянные стенки стола.

«Агата, если это снова ты, я больше не буду молчать и все расскажу управляющим», — неприятным фальцетом громко и крайне раздраженно говорила незнакомая женщина, быстро входя в кухню. Переступив порог, и никого здесь не обнаружив, она остановилась в замешательстве. Потом, заметив разбитую чашку и пролитую на пол воду, крепко выругалась и начала нехотя убирать осколки, бормоча себе под нос что-то совсем неутешительное для того, кто все это натворил.

Внезапно женщина замерла, как замирает ястреб, увидев добычу, и победоносным голосом произнесла: «Так-так! Все ясно! А ну-ка, быстро вылезай, немедленно вылезай оттуда!».

Лизи обмерла от неожиданности. Её заметили! И сейчас эта страшная незнакомая женщина будет очень сильно её ругать! Руки и ноги девочки как будто онемели. От страха она не могла даже дышать, не то, чтобы сдвинуться с места.

Спустя минуту, которая показалась Лизи вечностью, когда девочка уже готова была выбраться из своего убежища и признаться во всем, она вдруг услышала громкое «мяу», шуршание под шкафом с посудой и, к своему великому удивлению и облегчению, увидела огромного черного кота с белой грудкой и белыми лапами, которые маячили в темноте, как светлячки. Кот медленно и виновато вылез из-под шкафа, потоптался на месте, перебирая белыми лапками, и заискивающей походкой засеменил к страшной женщине.

«Снова, снова ты тут хулиганишь, оборванец ты эдакий, управы на тебя нет, вот я тебе покажу», — злобно произнесла незнакомка и попыталась схватить милое пушистое создание. Осознав, что его вовсе не будут кормить, а скорее ругать или даже лупить, кот ловко увернулся и выскочил из кухни. Разъяренная женщина, желая его поймать и вздуть как следует, неуклюже повернулась и — о ужас — задела коробки и корзины, стоявшие в огромном количестве на полках кухни.

В следующую минуту Лизи подумала, что бомбежка Лондона, по сути, не такое уж громкое событие по сравнению с тем грохотом, который раздался на кухне. Деревянные и металлические коробки с безумным шумом полетели с полок, цепляя при этом соседние плетеные корзины с овощами и стеклянными банками. Все их содержимое выкатывалось, проливалось и высыпалось на пол, производя страшную какофонию и беспорядок. Последними упали медные дуршлаги и половники, как мощный заключительный аккорд этой феерии.

«Чаплин, Чаплин, бессовестный лохматый бандит, вернись немедленно, вернись и сам убирай все, что натворил, — громко закричала незнакомая мадам, невзирая на то, что за окном была ночь и все в особняке спали — или ты думаешь, что все это как всегда будет убирать миссис Картман? Нет уж, дружок, с меня хватит! Пусть все это безобразие убирает завтра твоя изнеженная хозяйка. А я, веришь ли, не моргнув глазом, спокойно пойду спать».

И кухарка миссис Картман, а это была именно она, неторопливо и с чувством собственного достоинства гордо удалилась в свою комнату, напоследок окинув разоренную вконец кухню высокомерным взглядом.

Лизи просидела под столом еще какое-то время, сколько именно — она не знала. Когда, по её мнению, в кухне стало безопасно, она решилась, наконец, выбраться из своего убежища. Опасливо озираясь по сторонам, девочка думала только о том, как бы поскорее улизнуть из кухни и подняться в свою комнату.

Но тут она снова увидела Чаплина, который, как ни в чем не бывало, сидел среди полного хаоса и смотрел на девочку масляными глазками. Еще бы, ведь если бы не его природная увёртливость, ему бы сильно досталось от кухарки, и совершенно ни за что!

Лизи любила кошек, особенно несчастных одноглазых или бесхвостых уличных бродяжек. А перед Чаплином она, что ни говори, была виновата. Поэтому девочка задержалась, подозвала Чаплина и стала гладить его по мягкой короткой шерстке, шепотом разговаривая с ним и извиняясь за разбитую чашку и за напрасные обвинения в его кошачий адрес. Кот как будто все понимал; он заглядывал в глаза девочке и поддакивал ей на своем кошачьем языке, поблескивая в темноте черными зрачками.