Маленькая ручка

Сильвэн Шевире унаследовал от кельтских предков темную боязнь злокозненных созданий, полуженщин-полудетей, наделенных сверхъестественной силой и способных подтолкнуть на самое худшее сбитых с толку людей, на которых пал их выбор и которые имели неосторожность иметь с ними дело. Из мрака пещерных страхов к нему вновь приходили истории про заклятия, колдовство, месть, завязанные шнурки [8], лишающие мужчин их силы. Диана, может быть, была наделена этой властью, и она этим вечером завязала шнурки, чтобы помешать ему, из ревности, заниматься любовью с Каролиной. Или не из ревности, а из чистого колдовского лукавства. Он никогда не думал об этом, объяснявшем странность Дианы, непостижимую эротическую зрелость девочки, ее манеру резко переходить от самой невинной по виду инфантильности к самой извращенной похоти. Колдунья, которой она была, начала делать его импотентом. Он чувствовал, что она способна, если он попытается освободиться от ее влияния, перевернуть всю его жизнь, приведя в исполнение свои угрозы, выдать его своему отцу и Каролине. Он слышал, как разражается скандал. Как судят виновного в совращении девочки моложе четырнадцати лет? В суде присяжных? В трибунале? При закрытых дверях или в зале, заполненном враждебной, любопытной толпой и журналистами, привлеченными, как мухи на мед, этой скабрезной историей о зрелом мужчине и маленькой девочке? «Верно и то, и это смягчающее обстоятельство, что обвиняемый ни на минуту не мог подозревать, когда девочка вошла в его комнату среди ночи, что она намеревалась дать себя отыметь…» Нет, его адвокат наверняка не будет использовать такие выражения. Он скажет… А Диана, будет она присутствовать при слушании дела, чтобы больше ему досадить?

Сильвэн не мог понять, как мог он с ней совокупляться, так ее ненавидя. Ведь он действительно ее ненавидел. Когда она ушла тогда от него, после их разговора в машине, когда он увидел, как она стрелой мчится через бульвар Инвалидов между машинами, тормозящими, чтобы ее не сбить, на долю мгновения ему действительно захотелось, чтобы ее раздавили, как ядовитую ехидну. Да, он пожелал ей смерти, и мысль о ее безжизненном теле, вытянутом посреди шоссе, о пробке с зеваками, полицейскими, «скорой помощью», всей отвратительной суматохой дорожных происшествий, — все это принесло ему секунду облегчения, за которую ему впоследствии было, вероятно, стыдно, но он все-таки этого желал. Диана мертва, стерта с лица земли, отныне безопасна, а он, Сильвэн, наконец вырвался из ловушки, которую она ему расставила и в которую он попался, и куда его засасывало все больше и больше. Но Диана не попала под машину, и мышеловка прочно захлопнулась. И все, что он делал, чтобы из нее вырваться, чтобы избегнуть ее шантажа, еще усугубляло его положение. Съем этой комнаты, например! Какие присяжные, какие судьи поверят в невиновность женатого человека, многодетного отца, государственного чиновника тридцати девяти лет, который, не удовлетворившись тем, что надругался над девочкой, снимает меблированную комнату, чтобы продолжать удовлетворять свои преступные потребности?