Маленькая рыбка. История моей жизни

Мысль о том, что отец мог купить дом – мог и раньше, – приводила меня в ярость. Хотя я и хотела, чтобы у нее было свое жилье.

Несколько месяцев спустя он согласился. Мама нашла выставленный на продажу дом в Менло-Парке, который отвечал его требованиям: расстояние от его дома до этого не превышало заданной отметки, он был дешевле 400 000 долларов. Это был деревянный дом на оживленной Аламида-де-лас-Пулгас, с тонкими стенами, двумя спальнями и милым задним двориком. Отец потребовал, чтобы он был не слишком далеко, потому что намеревался осмотреть его перед покупкой, но в конце концов заплатил за него, так и не появившись.

Летом после второго курса я получила работу в генетической лаборатории при Стэнфорде, где подрабатывала в старшей школе. Это были мои последние каникулы в Пало-Алто.

Мама готовила для нас салат из свежих листьев эстрагона и латука. Шила занавески, настрачивая полотна ткани одно на другое. Выращивала в саду помидоры и забывала поливать их, отчего листья сохли и коричневели, но плоды от этой небрежности делались слаще.

Отец все так же отказывался со мной разговаривать, но настаивал, чтобы я проводила время с братом, который по мне скучал. Я согласилась: несколько раз приходила к ним в надежде, что мы наконец поговорим, но он делал вид, что не замечает меня. Тогда я объявила, что мне нужно объясниться с ним и что я не буду сидеть с братом, пока он меня не выслушает. Но слушать он не стал и обвинил меня в том, что я бросила брата.

Однажды Кевин и Дороти заглянули к нам с мамой, когда в нашем доме царила паника. Только что звонил отец, орал на меня и требовал, чтобы я оставалась с братом, а потом прислал маме гневное письмо по электронной почте. Он писал, что я ужасная эгоистка, уклоняюсь от обязанностей по отношению к Риду. Мы с мамой пали духом и не знали, что ответить. Я стала подозревать, что, возможно, в чем-то неправа. Я все время твердила отцу, по телефону и в письмах, что с радостью увижусь с братом, но сначала мне нужно поговорить с ним.

– Я не хочу ни говорить с тобой, ни видеть тебя, – заявил он мне по телефону. – Ты отказываешься видеться с Ридом, а я люблю сына и не хочу проводить время с людьми, которые отказываются проводить время с теми, кого я люблю, – сказал он.

Дороти из-за маминого плеча стала диктовать ответ. Письмо начиналось так: «Прекрати нести чушь и фарисействовать, Стив». Мама печатала. Дороти по буквам продиктовала слово «фарисействовать». Я пришла в восторг от ее ответа и от нового слова.

♦

Я решила, что буду специализироваться на английской литературе. На третьем курсе я записалась на семинар по «Троилу и Крессиде» Чосера: профессор-чосеровед был очаровательным англичанином с неровными зубами и пучками седых волос, торчащими из ушей. Однажды Крессида бросила Троила, но он так и не смог ее забыть.

– Троил жалок, – уверенно заявила я на занятии, – потому что не может о ней забыть.

– Нет, – ответил профессор, глядя на меня добрыми глазами. – Как раз в этом его сила.

Весной, сочинив довольно душераздирающую, как мне казалось, вилланель о своих бровях и отправив ее в университетский литературный журнал, я решила записаться на прием к бесплатному психотерапевту: вписала свое имя в ее расписание против удобного часа. Это была тонкая женщина с тонким голосом, тонкими волосами, тонким лицо и тонким носом, как женщина Модильяни. На ее лице было умиротворенное выражение, рядом с ней было спокойно.

Я ходила к ней несколько раз в течение следующих недель и в предпоследний раз, в конце учебного года, рассказала о своем сне: я сидела на скале, глядя на безграничный океан, а там, вдалеке, за столом сидел отец в конусе света. Стол был плотом, и его уносило все дальше, а отец сосредоточенно смотрел на экран монитора.

– Он уйдет, – сказала она, и в ее голосе прозвучала грустная нотка. – И, может быть, когда-нибудь поймет, что поступил с тобой так же, как поступили с ним.

Я удивилась, что она так быстро поставила диагноз, и решила, что такой скоропалительный вывод не может быть правильным. Но, задумавшись об этом позже, я решила, что она права. Я считала свою семью уникальной, но, конечно, она таковой не была. Очевидность этого факта поразила меня.

Примерно в это время отец снова стал работать в Apple. Я прочла об этом в газете. На четвертом курсе, перед отъездом на практику в Лондон, я заметила в городских автобусах рекламу новых ярких iMac.

Следующим летом я осталась в Кембридже и устроилась на работу в гарвардскую туристическую компанию Let’s Go – помощником редактора путеводителя по Юго-Восточной Азии. В середине лета я получила по почте уведомление из Гарварда: там говорилось, что плата за следующий год обучения не поступила.

После того вечера два года назад, когда я собрала вещи, пока они были в цирке, отец перестал оплачивать все, кроме обучения: мои перелеты между домом и университетом, книги, другие расходы. Я могла надеяться только на то, что зарабатывала сама, и что давали мне Кевин и Дороти.