На следующий день я петляла по темному коридору подвального этажа, чтобы увидеться с заведующим отделом финансовой помощи университета. Он сидел за столом лицом к двери. В дальнем углу комнаты, за его спиной, на потолке на хватало плитки, и изоляция под ней стала отходить.
Я объяснила, что отец не станет больше платить за мое обучение, хотя у него на это были деньги.
– Вам придется отчислиться и восстановиться, когда достигнете совершеннолетия, – сказал он.
– А это когда? – спросила я, надеясь, что в двадцать один.
– Двадцать пять, – ответил он.
Я сникла.
У меня было две работы: я готовила иностранцев к тесту по английскому и работала в Комитете по развитию университета. Под словом «развитие» подразумевался сбор денег на университетские нужды с помощью рекламы и мероприятий по привлечению спонсоров.
Я предполагала, что кабинет заведующего отделом финансовой помощи будет похож на кабинет Комитета развития – и здесь, и там имели дело с деньгами. Но и та комната, и сам заведующий выглядели запущенными, словно пытались донести, что у Гарварда не так много средств, как можно подумать. Меня разозлил этот человек, он говорил слишком формально. Ведь должен же быть хоть
– Чтобы получать финансовую помощь, нужно быть нуждающейся, – резюмировал он.
Финансовый статус отца лишил меня возможности притязать на помощь.
– То есть мне остается просто отчислиться? И Гарвард ничего не может сделать, чтобы я осталась?
– Совершенно верно, – ответил он. – Абсолютно ничего.
Когда Кевин приезжал в Бостон по делам, он водил меня поужинать. Я любила эти дни, потому что тогда чувствовала себя не такой одинокой, и мне казалось, что я такая же, как и те, кто иногда ужинает со своими отцами. Хотя Кевин и не был мне отцом. Но иногда он даже сравнивал себя с моим отцом, указывая на его недостатки.
– Может, он и ездит на хороших машинах, – говорил Кевин, – но водитель из него никудышный.
Хороший водитель, по словам Кевина, должен ехать так, чтобы пассажиру было комфортно, чтобы он не чувствовал ни скорости, ни переключения передач. Если это было правдой, то отец не обладал подобным навыком. От его манеры водить у меня в животе все скручивалось в тугой комок. Его заносило на поворотах. До успеха отца в
– Он тебя не любит, – сказал Кевин. – Любовь – это
– Может быть, ты и прав, – ответила я, задумавшись над его словами.
Это было как удар в грудь. Но в конечном счете мне стало легче: кто-то наконец назвал вещи своими именами.
– Как посмел Кевин такое сказать. Он тебя
– Но любить – это глагол, – ответила я. – Разве это не имеет значения?
– Не имеет, – сказала она.
Я подумала, что, может быть, она просто не знает. Я пригляделась к этой мысли. Он не любит меня, поэтому так себя ведет.
Простая истина.
Кевин и Дороти оплатили последний год моего обучения.
Мама говорила, что хотела ради меня продать свой новый дом, но не смогла найти покупателя так быстро. Еще она рассказала, что видела во сне огромного, сверкающего золотом ангела – он стоял за спиной соседей. Я знала, что такое невозможно, но благодаря этому образу мне легче было принять подарок: я могла представлять, что деньги посылает мне ангел – через Кевина и Дороти. Перед ними обоими я была в неоплатном долгу, и это была уже не фигура речи.
Временами я мечтала, чтобы наши соседи, ответственные и надежные, были моей настоящей семьей: мне хотелось заслужить такую семью, а им приятно было бы служить мне примером, могло понравиться то, что я видела их в героическом свете. Они часто подшучивали надо мной и показывали мне, как живут нормальные люди, как общаются члены семьи, почему нельзя перебивать, какие вопросы считаются грубыми, как дать отпор хаму и что думать о тех, кто лебезил перед моим отцом и Лорен, но не замечал меня. Мне хотелось то быть в точности похожей на них, то быть самой собой – но чтобы они оставались моими родителями и не чаяли во мне души. Какое-то время все мы, я думаю, были одержимы мечтой стать настоящей семьей.
Мама позвонила другу и спросила, что он обо всем этом думает.
И друг ответил:
– Лиза поймет, что не может заменить одних родителей на других, а Кевин и Дороти осознают, что не могут купить себе дочь.