Маленькая железная дверь в стене

Я не знаю в точности, как произошло знакомство Ленина и Монтегюса. Но нетрудно себе представить, что однажды вечером Ленин отправился в какой-нибудь эстрадный театрик на краю Парижа.

Сестра Ленина, Мария Ильинична, свидетельствует, что за границей Владимир Ильич редко бывал в опере и концертах. Музыка слишком сильно действовала на его нервы, и когда они бывали не в порядке - а это бывало так часто при трепке и сутолоке эмигрантской жизни, - он плохо выносил ее... Мало сравнительно внимания уделял Владимир Ильич и различным достопримечательностям. "Я вообще к ним довольно равнодушен, - пишет он в письме из Берлина в 1895 году, - и большей частью попадаю случайно. Да мне вообще шлянье по разным народным вечерам и увеселениям правится больше, чем посещение музеев, театров, пассажей и т.п.".

Впоследствии, попав в Париж, он сохранил свою любовь к разным народным вечерам, обилием которых всегда славился Париж. Ленин посещал народные кабаре и театрики Монмартра, Порт-Сен-Мартена, в особенности, я думаю, Монпарнаса, недалеко от которого он жил, например "Theatre de la Gaiete" или "Бобино". Марсель Кашен говорил мне, что Ленин бывал в "Бобино".

Мне никогда не приходилось раньше посещать этот театр, но совсем недавно, когда наши парижские друзья предложили сводить нас в какой-нибудь театр по нашему выбору, я тотчас же указал на "Бобино". Наши друзья крайне удивились.

- "Бобино"? А что это за театр и где он находится? Мы о нем ничего не слышали.

Это были люди буржуазно утонченные и "высокоинтеллектуальные", и мы, по-видимому, очень потеряли в их глазах, выбрав какое-то "Бобино", о котором они не имели никакого понятия, хотя были истыми парижанами и жили на левой стороне "Rive gauche", то есть не так уж далеко от "Бобино".

- Но зачем вам понадобилось именно "Бобино"? - спрашивали они.

Я сказал, что мы хотим увидеть какой-нибудь демократический театрик на окраине. Они пожали плечами. Им это было непонятно.

- В этом театре бывал Ленин, - сказал я.

Они покорно развели руками и произнесли сакраментальную фразу французского гостеприимства:

- Comme vous voulez. (Как хотите. Если это вам нравится.)

Им был настолько чужд этот глухой район между Монпарнасским вокзалом и стеной Монпарнасского кладбища, что мы долго кружили на маленькой, экономичной машине "ситроен" по темным переулкам и пустырям, прежде чем попали на Rue de la Gaiete.

- Вообразите себе, - сказал один из наших друзей, изысканный католический поэт. - Если бы не вы, мы бы, вероятно, никогда в жизни не увидели ни этой улицы, ни театра "Бобино". Это курьез, не правда ли? ласково спросил он, доверчиво заглядывая в мои глаза.

Это было не столько курьезно, сколько поучительно, так как наглядно показывало прочность социальных перегородок французского общества. Наши друзья с нескрываемым любопытством разглядывали одну из довольно известных парижских улиц, куда попали первый раз в жизни. Эта улица принадлежала другому миру. Они ее случайно открыли, как иногда случайно открывают новую звезду. Оставив свой ситроенчик у обочины, они шли по этой улице, как иностранцы, удивляясь ее барам, кафе, подозрительным отельчикам, довольно плохому освещению, одежде прохожих, узким грязно-белым и потерто-черным домам, наконец, большой ветряной мельнице над одной из крыш. До сих пор они были уверены, что ветряные мельницы сохранились в Париже только на Монмартре и на Пигаль. Оказалось, что есть еще одна мельница, на Rue de la Gaiete. Это их очень веселило, и они благодарили нас за то, что мы открыли доселе неизвестную им часть Парижа - почти страну, - такую провинциальную и глухую.

"Бобино" оказался весьма обычным районным парижским театриком, с традиционным красным бархатом занавеса и кресел, белыми стенами, старой, докрасна потертой позолотой и лепными украшениями. Обивка кресел была пропитана застоявшимся пыльным запахом табака и духов - дешевого табака общеупотребительных сигарет "Галуаз" и духов "Коти", так что уже одни эти запахи сразу давали почувствовать всю разницу между этим пролетарским театриком и подобным же заведением где-нибудь в районе Елисейских полей или Больших бульваров, где в воздухе стоит смешанный запах гаванских сигар и духов "Герлен". Ну, конечно, и цена билетов. Если в "Бобино" кресла в оркестре стоили семь франков, то там - верных двадцать.

Зал "Бобино" был наполнен публикой самой демократической, по преимуществу девушками в очень модных, но дешевых туалетах, купленных в отделе готового платья "Самаритен" или "Галереи Лафайета", и в преувеличенно высоких прическах, придававших молоденьким личикам с умело подрисованными глазами нечто детски порочное. Мужчины снимали пальто уже в зрительном зале и засовывали его под кресло.