Маленькая женская хитрость

Профессор Стручков, держа за руку супругу, с которой не жил, но с которой состоял в формальном браке, так как смысла разводиться не было ни у него, ни у Зинаиды Алексеевны, стоял у кровати дочери. Его руки дрожали, в глазах застыла мука. Голова Лили лежала на подушке, девушка была бледнее мела. Руки ее были прозрачными, тонкими, на запястье виднелись темно-бордовые следы, оставленные иглами многочисленных капельниц.

— Извините, мы больше ничего не могли сделать, — прошептал Виталий Викторович.

Зинаида Алексеевна тихо и безутешно плакала. Стручков опустил седую голову и закрыл лицо руками. Стояло прекрасное осеннее утро, свежее и солнечное, в такое утро совершенно не хотелось верить в то, что произошла трагедия. Но она произошла, и ничего нельзя было изменить. Ноги Стручкова подкосились, и он, схватившись за сердце, упал на пол. К нему бросился Виталий Викторович.

«Надо в церковь сходить, покаяться», — подумал профессор, лежа на полу и глядя в потолок. Тот качался, в ушах у профессора звенело, глаза медленно заполнялись прозрачными слезами, которые мешали видеть и были солеными, как вода в океане. Виталий Викторович сделал Игорю Григорьевичу укол, и вместе с подошедшим практикантом они переложили профессора на кровать. Зинаида Алексеевна тяжело опустилась на стул и зарыдала в голос.

Тигринский съел уже почти весь «Вискас», когда услышал шум открываемой двери. В отличие от предыдущего раза, теперь он не спешил бежать к дверям в трусах, а отправился в прихожую медленно и с достоинством. Там стояли Аля и Барщевский, рядом с ними высилась гора коробок, пакетов, упаковок и банок.

— Стасик, — вежливо обратился к Тигринскому Борщ, — мы привезли тебе еду и соль для ванн. Располагайся поудобнее, ты будешь жить в Алиной квартире, пока мы не найдем убийцу Лили. А Алька с Казбичем пока поживут у меня.

Стас почувствовал, как в ухе что-то зажужжало, поэтому он несколько раз подпрыгнул на одной ноге и поковырялся в ухе. Жужжание прекратилось, видимо, ему удалось придавить врага.

— Ладно, — покорно согласился Тигр, — все равно Стручков меня наверняка из аспирантуры выгонит, если еще не выгнал. То есть из общежития меня выселят, а в Новую Каховку мне возвращаться не хочется. Вот что, ребята, — он прижал руки к груди, — если вам нужно, я готов здесь хоть до лета прятаться, а летом выкопаю пару амфор и решу свои проблемы. Только вы мне еду завозите почаще, ладно?

— Как ты ловко устроился, — пробормотал Борщ, закрывая дверь. Аля наконец смогла переодеться, снять свою мятую больничную пижаму, а Казбич сидел на руках у хозяйки и нежно прижимался к ней черной пушистой шубкой. — Скоро Стасик у нас настолько разбалуется, что будет вешать объявление на дверь, когда и какие деликатесы ему привезти…

Аля с Казбичем пошли вниз по лестнице. Борщ медленно спускался за ними.

«Вечно я принимаю чужие проблемы к сердцу, — думал он, глядя на довольного кота и на его не менее довольную хозяйку. — Впрочем, не исключено, что я когда-нибудь найду человека, который будет заботиться обо мне так же, как и я о нем… Ну, за исключением мамы, конечно».

Аля с Барщевским подъехали к НИИ географии около десяти часов утра и обнаружили в холле бригаду строителей во главе с прорабом, на голове которого блестела большая лысина. Лысины мужчина, по-видимому, стеснялся, поэтому зачесывал волосы крест-накрест, пытаясь прикрыть голые участки. Рядом с бригадой стояли Леопольд Кириллович и Валентина Ивановна. Директор был хмур и подавлен, а его серебряная шевелюра выглядела более тусклой, чем обычно. Двое суток он на камешки разносил все четыре туалета института, залазил в унитазы, разворотил все трубы, но совершенно ничего ценного не нашел.

«Обманула меня Каверина, — мрачно думал про себя Леопольд Кириллович. — Ничего там нет. Ни кирпичей из золота, ни тайников под половицами, ни брильянтов в коммуникациях. Ничего. И что же, интересно, дражайшая Валентина Ивановна хотела там искать?»

Каверина выглядела подчеркнуто нейтрально, и на ее интеллигентном лице ничего нельзя было прочитать.

«Ага. Мама наконец-то добилась начала ремонта, — с удовлетворением подумал Барщевский, заходя в холл. За ним семенила Аля. — Если бы она мне сказала, где находится то, за чем она охотится, и как оно выглядит, я был бы ей очень благодарен. Но мама молчит, как партизан».

Каверина равнодушно посмотрела сквозь Борща, отметив, что ее любимый старший ребенок выглядит нормально и у него, видимо, все в порядке. Потом, старательно сохраняя конспирацию, Валентина Ивановна отвернулась.

— Ах, Алиса Андреевна, вас уже выписали? Как ваше здоровье? — изобразил радушие директор, хотя ему было на самочувствие Невской глубоко начихать.

— Спасибо, Леопольд Кириллович, лучше, — бодро отозвалась та.