Марья Ивановна делает гордую осанку — живот втянут, грудь колесом, — мама покойная так всегда говорила, а ноги явно не хотят идти к магазину, шажки такие мелкие получаются, нет, ты пойдешь… Странное ощущение — умом она не боится и настроена вполне воинственно. Если так далеко зашло, отпор дать она сумеет. Решение принято, Ивана она не оставит, а если бы и оставила, репутацию всё равно не вернешь. Сколько уже передумано на сей счет, а ноги… нет, не ноги! Марья Ивановна чувствует себя раздетой догола, именно так. Все вокруг одеты, а она направляется к магазину абсолютно голая, ничего с этим не поделаешь, хочется сбежать. Но если тушеваться и прятать глаза, то заклюют еще быстрее. У Григория дикция плохая, каша во рту. Не владеет он ораторским искусством. А рядом с ним девица, ну если это Верка-хромоножка, неужели она… просто не верится. Марью Ивановну накрывает чувство нереальности или какой-то другой реальности, в сущности, очень похожей, но с подвохом… всё стало зыбковато-дрожащим, зато краски! Небо слишком синее, снопы янтарного света плотно застряли в ивовых ветвях. Эта ива, почти накрывшая магазин своими ветвями, да и сам беленый домик магазина… А дали-то, дали… столько оттенков, какая четкость вдалеке! Всё выглядит как-то иначе, глобальнее, что ли, будто мир обрел наконец высокий смысл, которого так не хватает. И полукругом стоящие люди, что-то в этом исконное, тихо так стоят… будто не Гришку слушают, а самого Иисуса Христа. Острые блики режут глаза — надо же, потекли слезы. Марья Ивановна хочет сосредоточить внимание на том, что говорит Гришка, слова почему-то неразличимы, речь доносится как мелодичный, но невнятный речитатив, вот как в церквях бывает… а всё равно хорошо, тепло как-то стало на душе, прямо благодать. И денек удивительный…
Марья Ивановна забыла о своем страхе, вот так бы стояла, и стояла, и слушала… но что такое? Почему он кричит? Выкрикивает что-то громко и отрывисто, будто лает! И народ зашевелился, а Гришка бежит, ой, прямо на нее бежит… Господи, плюхнулся ей в ноги, да что же это такое…
— Матушка! Люди добрые! Царица земная! Вот радость-то какая… Правда! Она внутри! Я знаю, она там! Люди добрые! Светоносная матушка пророчица пришла к нам!
Ужас! Марья Ивановна не может двинуться с места, Гришка голосит и целует ей туфли, позор какой, все смотрят… вот сволочь! Издевается, корчит юродивого, и как его осадить? Как реагировать на такое? Если бы он ее просто оскорбил, она бы… А девка тоже встала на колени и шевелит губами, а глаза-то вылупила, глаза совсем бешеные! Вот клоуны, вот же паршивцы… а Гришка прямо как заведенный кричит свои глупости и брызжет слюной, надо бежать отсюда…
— Матерь мудрости! Спасительница людей! Голубоглазая! Свет наш из глубин! Благослови и дай припасть…
Марья Ивановна срывается с места, народ гогочет ей вслед. В ближайший переулок, за магазин.
За спиной еще слышны крики и смех, ничего глупее не придумаешь, уф… кажется, никто ее не преследует, можно отдышаться… Она продолжает идти вперед, теперь и до Нюры недалеко, почему бы не зайти? Почти месяц они не виделись, хотя, скорей всего, Нюра на работе… Перекошенное Гришкино лицо и дикие вопли, и лобызания ног… вспоминать противно… Вначале у нее возникло ощущение, что он спятил по-настоящему, потом поняла, что Гришка издевается над ней, и растерялась… хотя… не похоже это на клоунаду, игру на публику всегда можно отличить, а его трясло как лихорадочного, лицо дергалось, желваки ходили вверх-вниз. И туфли он ей обслюнявил, как собака… Все смеялись, а она видела рядом глаза навыкате, и это были глаза сумасшедшего. Кстати, что он вещал? Она стояла там довольно долго, но ничего не помнит. Помнит, что думала о природе, что хороший денек сегодня… странно, а ведь шла специально, чтобы послушать… Может, Гришка ее загипнотизировал? Надо будет у Ивана спросить, странно это всё…
— Эй, подружка! Ты чё это мимо проходишь?
Нюра кричит, вот те на… задумалась и проскочила.