— Я тоже мечтала хоть разочек прокатиться в них, — немного грустно ответила Лира. — Но зато сейчас у нас есть собственные сани, и в них мы можем ехать куда угодно.
Под громкие аплодисменты эльфов Святой Николай, тряхнув для лучшего эффекта упряжью, ударил вожжами, и олени, сначала не спеша, а потом всё быстрее и быстрее, понесли сани в непроглядную зимнюю ночь.
Вслед за Санта-Клаусом потянулись и другие эльфы: забренчали уже скромнее крохотные сани с парой десятков подарков внутри, да и запряжены они были двумя оленями максимум. Ещё некоторое время провожая взглядом отдаляющийся силуэт, Лира тоже села в свои сани и взяла в руки упряжку.
— Вперёд, Сервин! Курс на Винтербург!
Дворец Санта-Клауса давно остался позади, и теперь вокруг Лиры опустилась тихая зимняя ночь. Метель стихла. Полная луна, ярким фонарём висевшая в небе, задумчиво смотрела на мир под собой белым слепым глазом, и только скрип снега под копытами Сервина и одинокий звон колокольчика чужеродно раздавались над белой пустыней. Дин-дин-дин, дин-дин-дин. Где-то очень далеко взвыл от голода волк, и Лира трусливо поёжилась: может быть, она и хотела бы накормить его, но ей точно не хотелось кормить его собой. Сервин ускорил бег, и тонкие серые нити облаков поплыли быстрее в противоположную от саней сторону.
Они выехали на холм, круто уходящий вниз, и вдруг над ним что-то ярко вспыхнуло зелёным необычным светом.
— Лира, Лира, смотри! Северное сияние! — позвал её Сервин, остановившись. — Ты когда-нибудь видела северное сияние?
— Нет… — выдохнула Лира, поднимаясь в санях, чтобы лучше видеть. — Очень красиво.
Так они и стояли, любуясь изумрудно-фиолетовыми переливами, на одном из тысяч снежных холмов в стране зимы, пока тихая рождественская ночь медленно шла по земле.
— Сервин… — тихо позвала Лира, вовремя оторвав взгляд от северного сияния.
— Да-да, сейчас поедем…
— Сервин!
— Ещё одну минутку, Лира…
— Сервин, волки!
Услышав одно только слово «волки», Сервин рванул с места что было сил. Несколько голодных зверей медленно подкрались к неопытным путешественникам, пока те наблюдали за красотой природы, и один из них уже приготовился к прыжку. Жёлтые глаза, словно два маленьких светлячка, вспыхнули в темноте оврага, а в следующую секунду тяжёлое тело приземлилось на место, где мгновением ранее стояли сани.
Морозный воздух резал лицо, пока сани на полной скорости мчались в неизвестном направлении, глаза слезились, застилая обзор, а длинный шерстяной шарф, развязавшись, грозил слететь с шеи Лиры. Она на ходу поднялась в санях и обернулась: волки бежали попятам в непозволительной близости. Их было всего четыре, но в тот момент Лире они показались целой стаей изголодавшихся диких зверей, готовых на всё ради добычи. Сервин, не помня себя от страха, летел вперёд, словно хотел обогнать ветер, и только мелькали под копытами оленя серебряные лунные блики на ледяной затвердевшей корочке.
Белая большая луна мертвецким пятном висела прямо по курсу над горизонтом и отражалась блёклым хрусталиком в тёмных оленьих глазах. Сервин пытался вспомнить, чему его учили: надо отвлечься от погони, погрузиться в мысли, о чём-то задуматься, чтобы не чувствовать усталости в перенапряжённых мышцах. Но о чём? О чём можно думать, когда за спиной бегут четыре обезумевших хищника, а исход этой гонки зависит от тебя? Сервин снова поднял глаза на луну, стараясь не слышать рваное дыхание волков позади. Луна всегда играла важную роль в оленьем роду: у них считалось, что именно их северные предки везут по ночному небосводу волшебную колесницу, в которой восседает покровительница спокойного времени суток Луна. А звёзды рядом с ней — это маленькие оленята, которые спустя года, а может быть, столетия, сойдут на землю, чтобы потом снова вернуться на небосклон. У оленей было поверие, что тот, кто проживёт свою жизнь достойно, займёт место в упряжке госпожи Луны, и эта вера была настолько сильна, что за тысячелетия за оленьим именем закрепилась легендарная приставка — «благородный».