Маленькие дети

Ее родители немного помогли деньгами, и они сделали вторую попытку. На этот раз беременность проходила благополучно, хоть и тяжело. Последние восемь недель Джоанни не вставала с постели и коротала время, листая Библию или читая молитвы, но, впрочем, не отказывалась и от телевизора (она питала слабость к передачам, в которых рекламировались всякие новые кухонные приспособления, и к «Такси»), Когда родились близнецы, ее первые слова благодарности были обращены не к врачам и медсестрам, принимавшим роды, и не к Ларри, который все одиннадцать часов держал ее за руку и подбадривал, а к Тому Парню Наверху.

— Благодарю Тебя, Господи! — прижимая к груди двух крошечных мальчиков, в экстазе воскликнула она, будто какой-то исполнитель госпелов из Алабамы. — Благодарю тебя, Иисус!

Даже в этот высокоторжественный момент Ларри с трудом удалось скрыть раздражение. «А что случилось? — хотелось спросить ему. — Почему Он вдруг передумал? Неожиданно решил, что нам все-таки можно иметь детей?»

Но в то время его сердце переполняла такая радость — мальчики получились чудесными и здоровыми, и Ларри уже предвкушал, как будет учить их играть в бейсбол и футбол и ходить с ними в походы, — что он почти завидовал искренней вере своей жены. Он тоже с удовольствием поднял бы лицо к небесам и вознес хвалу знающему все и любящему всех без разбора Господу из своего детства, если бы только мог сделать это, не покривив душой.

* * *

Ларри надеялся, что после рождения близнецов религиозный пыл жены немного угаснет, но получилось наоборот. Она с фанатичной регулярностью посещала службы, а кроме того, начала требовать, чтобы и муж ходил в церковь вместе с нею и принимал причастие, отчасти потому, что заботилась о его душе, но еще и потому, что считала это необходимым для правильного воспитания мальчиков. Решив, что один час лицемерия в неделю — это небольшая плата за семейный мир, Ларри подчинился и почти год аккуратно выполнял ее пожелания до тех самых пор, пока осенью девяносто восьмого года его жизнь не перевернулась с ног на голову.

В начале года, еще зимой, у отца Ларри обнаружили рак легких. Метастазы распространялись стремительно, но умирал он медленно и страшно — унизительный, мучительный конец, достойный, возможно, Гитлера или убийцы-людоеда Джеффри Дамера, но никак не добродушного старика, который тридцать семь лет горбатился в принадлежащем его тестю магазине запчастей и, перед тем как доктор произнес ему смертный приговор, всего три месяца успел порадоваться жизни на пенсии. И лишь через месяц после того, как гроб с телом отца опустили в могилу, Ларри, хрипло дыша, стоял в продуктовом отделе Торгового центра Веллингтона, вглядывался в лицо вооруженного преступника, которого он только что убил метким выстрелом в шею, и постепенно с ужасом осознавал, что «преступник» оказался подростком с невинным и милым лицом, а его оружие — пластмассовым пистолетом, до смешного не похожим на настоящий.

Оба этих трагических события, произошедших так быстро друг за другом, что в воспоминаниях Ларри они сливались в одно — как будто прямо с кладбища он отправился в Торговый центр, — только подтвердили уже давно имевшееся у него подозрение, что жизнь — это жестокая и бессмысленная штука, в которой одинаково ужасные вещи случаются и с плохими, и с хорошими людьми без всякой зависимости от их грехов или заслуг. Они просто случаются. И если там наверху действительно имеется какой-то Бог, ответственный за справедливость и воздающий всем по заслугам, как уверяет Джоанни, тогда этот Бог либо полный засранец, либо, в лучше случае, неумеха, и тогда он абсолютно не нужен ни Ларри, ни всем остальным честным людям, которые просто хотят нормально жить и по возможности уберечь своих близких от бед, болезней и смерти.

— Ты это серьезно? — не поверила Джоанни, когда он изложил ей свою теорию. — Ты в самом деле считаешь Бога засранцем?

— Примерно так.

— У меня есть для тебя новость. Возможно, и Он не очень высокого мнения о Ларри Муне.

— По мне, так пусть он сгорит в аду, — заявил Ларри, — после того, как поцелует меня в задницу.

— Клянусь, — сказала Джоанни, — что если хоть один раз услышу, что ты говоришь что-нибудь подобное мальчикам…

— И что? Что ты тогда сделаешь?

Она начала говорить что-то, но потом замолчала. Ларри вышел из комнаты, решив, что победа осталась за ним. Но позже, вспоминая этот эпизод, он понял, что именно после того разговора отношения между ними стали другими.

* * *

С очаровательно виноватым выражением на задорном личике Сандра Баллок вытащила из декольте своего вечернего платья шоколадный пончик и отдала его английскому актеру, не очень убедительно изображающему гомосексуалиста. Мэй хихикнула и с надеждой скосила взгляд на Ронни.

— Правда, смешно?

Ронни медленно повернулся и смерил ее таким пренебрежительным взглядом, как будто был по меньшей мере профессором из Гарварда, а не уборщиком, теперь безработным, недавно вышедшим из тюрьмы.

— Полная чушь, — изрек он.

— Она голодная, — попыталась объяснить Мэй, — и хотела стащить у него за спиной какую-нибудь еду.