Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы

Итак, еще перед тем, как стать профессиональным спортсменом, он уже наметил день, когда бросит спорт, и решил строить карьеру исходя из своей будущей переориентации. Его жизненной программой был рост не спортивный, а карьерный, причем в различных сферах. Он мог бы стать спринтером или пловцом, но рынок шиповок и купальников был ограничен и хорошо обеспечен. Он мог бы стать теннисистом или лыжником, но Лакост и Килли перекрывали все поле деятельности. Он выбрал мотоцикл и стал всем известным «чудом»: он ставил самые немыслимые рекорды, был единственным, кто с легкостью переходил от дорожки к кроссу, от скорости к выносливости, от гонок по пересеченной местности к мотопробегам. «Чокнутый», как его прозвали фанаты. Он обносил, как стоячего, Рэнди Мамола и на подъемах взлетал выше Малербы и Вимона. Он коллекционировал титулы и звания и, если этого требовали коммерческие обстоятельства, не ломаясь, соглашался участвовать в африканских гонках, где, по его знаменитому выражению, «слаломился между банту» (чего он терпеть не мог).

Он ездил на лучших мотоциклах и относился к делу серьезно. Красивое лицо, обворожительная улыбка, щедрое сердце, непреклонный характер, железные мышцы: он тренировался как сумасшедший, бегал, прыгал и везде побеждал благодаря свой силе и своей ловкости.

Он блестяще выступал на встречах по многоборью, которые организовывало американское телевидение: он с улыбкой опережал соперничавших с ним чемпионов во всех видах спорта, на которых они не специализировались. Он побеждал их в соревнованиях по гольфу, серфингу, спринту, метанию молота...

В тридцать пять лет, получив в восьмой раз звание чемпиона мира, он все оставил и под вопли болельщиков ушел со спортивной арены. На тот момент он был богат и не собирался останавливаться на достигнутом.

На следующий день после своих последних гонок, ровно в девять часов, он сел за свой рабочий стол. Бизнесмены, но уже настоящие, захотели продавать его как символ социального успеха, обязуясь взять на себя организацию всей компании. Он отказался.

Импортер своей собственной фирмы, он построил завод кожаных изделий и запустил свою фирменную марку sportswear (знаменитые Scotti-Shirts) и шлемов, основал контору по операциям с недвижимостью, представительство по биржевым инвестициям и придумал школу — которой он гордился больше всего — по связям с общественностью для того, чтобы учить спортсменов высочайшего уровня говорить в микрофон, пристойно выглядеть и не покупаться на уловки президентов спортивных клубов, федераций, спонсоров и журналистов. Он хотел воспитать ответственность у людей, превратившихся в машины по забегам, машины по поднятию тяжестей, машины по стиранию трека.

Он старательно уклонялся от любых собраний бывших чемпионов, живших воспоминаниями о своих былых заслугах; он избегал ветеранов, которые без конца рассказывают об оставшихся в прошлом спринтах, решающих раундах, рывках и считают всех молодых спортсменов бездельниками.

За несколько лет он стал миллиардером. Журналистам, которые спрашивали, не жалеет ли он о времени, когда побеждал на колесах, он со смехом отвечал, что на сожаления у него нет времени. У него и действительно не было времени ни на что, и вся его жизнь уже давно превратилась в одно затянувшееся ускорение.

Во время совета директоров, который должен был решить вопрос о предстоящем развитии всех видов его деятельности в США, он протянул руку, чтобы указать на диаграмму, прочерченную на прикрепленной к стене таблице, и увидел, как его палец, перед тем, как уткнуться в намеченную точку, на какую-то секунду нерешительно застыл в воздухе. Эта нерешительность его смутила. Спорт научил его предельной точности, максимальной эффективности каждого жеста и абсолютному владению собственным телом, что и определило невероятный успех его новой деятельности. Он управлял компьютерной мышью со скоростью чемпиона и при каждом усилии экономил десятые доли секунды, которые составляли дополнительные рабочие часы, выигранные у конкурентов.

Вялое движение пальца заставило его осознать пустоту, которая коварно поселилась внутри него. Ему не хватало ломоты: всех тех легких мышечных болей, о которых очередное усилие заставляет забыть и тут же снова напоминает, которые правильно очерчивают тело спортсмена, рисуют его в воздухе, придают ему нужный объем, осознанную безупречность и точность вечно совершенствуемого инструмента.

Он решил развернуть свою деятельность в США, но от сотрудников не ускользнула легкая неуверенность его решения, подобная небольшому траекторному запаздыванию при заходе на поворот, в тот самый момент, когда ваше колено уже касается поверхности трека.

С этого момента он впал в длительную и болезненную нервную депрессию, из числа тех, которые сражают победителей и против которых медицина бессильна.

В форме