— А потому, друг любезный, потому, что разбить можно в один миг, а починить в один миг нельзя. Для этого надо много времени.
— Ладно, — упавшим голосом согласился Митя. — Когда?
— После двенадцати.
…Мать встретила словами:
— Письмо от папы. Едет в отпуск!
— Уже едет? — вскрикнул Митя.
— Да что ты! Что ты! Побледнел весь! Вот читай — награжден грамотой. Через три недели будет дома.
Митя читал письмо, а мать смотрела на него покрасневшими от слез глазами.
— Чего ты плакала, мам? — спросил Митя, бережно складывая листок. — Ведь скоро папка будет с нами.
— От радости, сынок. Балалайку-то принеси, чтобы не огорчить.
— Завтра сбегаю в мастерскую, попрошу…
На другой день друзья отправились в мастерскую.
— Прямо делегация! — усмехаясь, сказал старый мастер, после того как они, перебивая друг друга, упрашивали поскорей починить балалайку. — Ладно, для строителя, так и быть, сделаем.
Они ушли обрадованные и ровно через неделю явились в мастерскую. Там был один старик. Митя вынул деньги и стал отсчитывать.
Старик зорко следил за его движениями.
«Жадный!» — подумал Митя, перехватив его взгляд.
— Вот! — солидно сказал он, — проверьте, пожалуйста.
Старик вздохнул, взял одну бумажку, положил под доску. Остальные деньги придвинул к мальчику.
— Беру стоимость клея, — сказал он, — остальные получай обратно.
— Почему? — спросил Митя, удивленно глядя на мастера.
— Потому что знаю, как ты эти деньги заработал. Ты в консерватории бывал?
— Нет.
— На это купите себе билеты в Большой зал консерватории. Будет концерт народных инструментов. Один ученик Михаила Николаевича выступает. Отличный балалаечник! И, — прибавил он, остро взглянув на Митю, — запомни: инструмент надо беречь!
— Спасибо! — тихо сказал Митя, опуская глаза под пристальным взглядом мастера.
Но билетов ребята не достали: все билеты были проданы.
— Знаете что, — предложил Митя, — эти деньги мы спрячем, а потом заранее купим билеты на такой концерт.
Так и решили.
Балалайку торжественно принесли домой. Мать повесила её на прежнее место.
На уроке Митя сказал учителю:
— Спасибо за вашу балалайку, Михаил Николаевич! — И с гордостью: — У меня теперь дома есть своя.
— Знаю, знаю, улыбаясь, ответил музыкант. — Я был в нашей мастерской и даже поиграл на твоей балалайке. Знаменитый мастер делал— Налимов! Береги её. Здесь играй на этой. Вырастешь — и у тебя такой прекрасный инструмент! На нём и играть надо прекрасно!
5. Концерт
— Спрячь, чего мусолишь?
Митя ничего не ответил — потёрся носом о билет и улыбнулся.
Он знает наизусть, что написано на билете, но все-таки с удовольствием перечитывает.
«Уважаемый товарищ! — это он перечитывает дважды. — Правление Центрального Дома работников искусств приглашает Вас на творческий вечер заслуженных артистов и лауреатов Всероссийского конкурса артистов эстрады…»
Билет Мите дал учитель после занятий.
— Ты в ЦДРИ бывал?
— Нет!
— Все мои ученики там были. На! Валерик тебя проведёт.
И вот Митя сидит рядом с празднично разодетым Валериком и нетерпеливо ждёт начала концерта. Но вместо музыкантов на сцену вышел толстый дядя и стал рассказывать, с каким успехом они выступали у нас и за границей.
Наконец появились музыканты, и всё куда-то отступило: и люди, заполнившие зал, и Валерка с его необыкновенным галстуком. Один человек существовал для Мити. Мальчик по-новому видел его. Он ласково обнимал тонкий гриф балалайки, быстрые пальцы левой руки прижимались к струнам, а кисть правой руки летала над ними. Никогда Митя не слыхивал такого веселья! Музыкант встряхивал головой так, что черная прядь плясала над лихо приподнятой бровью, и всё смеялось в нём — и склонённое над балалайкой заостренное лицо, и как бы от смеха вздрагивающие плечи. Казалось, вот-вот он вскочит и понесётся в плясе. А он ладонью ударил по корпусу балалайки, встал, за ним встал и гитарист, и оба низко поклонились. А люди, люди — что с ними делалось! Казалось, что хлопали не людские ладони, а в зал ворвался ураган. Музыканты стояли и улыбались этой всеобщей радости. Публика аплодировала и кричала: «Браво! Браво! Бис!»
Из-за кулисы вышел тот же толстый дядя, что-то спросил у музыкантов и громко объявил:
— Шуберт, «Серенада».