Маленькие пленники Бухенвальда

Удрученный солдат шагал молча. Ну вот он и опозорился. Хотел сделать как лучше, а вышло наоборот. Его обозвали ослом. «За что же? — пытался понять Ганс. — Наверное, за то, что не сказал сразу о пьяном Рее. Выходит, я действительно осел, потому что заслужил».

У Петьки от удара, полученного в тире, в ухе появился какой-то комочек, который очень мешал, шум в голове не проходил. «Ну подожди же ты, фашист, — думал Блоха, — в удобный момент мы с тобой рассчитаемся».

«А пока буду терпеть все, только бы не убрали из тира. Тогда никаких патронов не видать».

И как будто поняв желание Петьки, форарбайтер сказал Гансу:

— Парнишка не виноват. Надо оставить его в тире, он очень старательный… Зачем искать другого? Да и комендант ничего не сказал об этом…

Блоха чувствовал, что форарбайтер защищает его. Это, наверное, не так-то легко, потому что Ганс недовольно мычит.

— Ладно, посмотрим, пусть остается, — через силу выдавил эсэсовец. В пользу Петьки было то обстоятельство, что комендант, действительно, ничего не сказал о дальнейшей судьбе маленького русского гефтлинга.

ПАТРОНЫ И МЕДВЕДИЦА

Петька понимал, что история с путаницей винтовок могла кончиться гораздо хуже. Но раз уж Блоха жив, значит, будет действовать.

В тире надо работать с прежним старанием, не лучше и не хуже, вести себя так, чтобы Ганс понял: маленький русский гефтлинг обижен незаслуженно. Это притупит бдительность солдата.

Винтовки путать Блоха не станет. Теперь задача поважнее. Когда он начнет воровать патроны? Надо сегодня же, немедленно. Сейчас туповатый Ганс думает, что мальчишка запуган и ничего не может натворить. Вот тут-то он и просчитается. Но теперь еще вопрос: в какое время дня лучше всего прятать боеприпасы? Конечно, в конце. Да вот трудность: Ганс уходит из тира после Петьки. А теперь солдат вообще никуда шагу не ступит — напуган. Разве что в уборную побежит.

Так оно и вышло. Эсэсовец, почти в самом конце дня, вдруг бросил свои дела и направился в туалет. Петька прислушался к его гулким, тяжелым шагам, постепенно замирающим. Не медля ни секунды, подбежал к незапертому шкафу, открыл дверцу. У него зарябило в глазах от новеньких, блестящих патронов. Тут были и винтовочные, и автоматные, и пистолетные. Забрать бы все сразу! Ну нет, Петька будет осторожен, да и не унесешь все, тяжело.

Он помнил наставление дяди Яши.

Блоха схватил пять винтовочных патронов и сунул в карман. Прислушался. Но, кроме сильного стука своего собственного сердца, ничего не было слышно. Тогда он взял еще немного патронов для пистолета. И тут же отошел от шкафа, сделал вид, что занимается уборкой пирамид. Посматривая на дверь, быстро рассовал патроны в заранее приготовленные тайники.

Раздались шаги эсэсовца. У Петьки холодок пробежал по спине, а руки так вспотели, что на ладонях выступили капельки.

Солдат подошел к пирамиде, стал переписывать пристрелянное оружие. Он не изменил свою систему записи. Не хотел или просто не додумывался до этого — кто его знает. А ведь было бы вернее записать номер пристрелянной винтовки сразу же, на огневом рубеже, а потом проверить расстановку оружия в пирамиде по номерам. «Эх, — подумал Петька, — привык немец все делать по приказу, как заводной. Пружинку внутри закрутили, вот она и действует. Сам ничего не придумает».

От пирамид солдат перешел к шкафу, что-то пошарил по полкам.

«Не заметит, — успокаивал себя Блоха, — исчезло совсем мало, А пересчитывать да подсчитывать не станет. Рабочий день кончается…»

В положенное время Ганс отпустил его.

«Теперь главное пройти через ворота», — думал Петька, пристраиваясь к колонне, но та вдруг остановилась. Далеко впереди слышалась ругань эсэсовцев, раздавались глухие удары, кого-то избивали палками. Не первый раз происходит такая вещь. Станут ли сегодня осматривать? Если будут, тогда… Патроны никуда не денешь, бросить нельзя — кругом асфальт. Передать некому. Кто их возьмет! Да если и попытаешься — тут же увидят эсэсовцы, плотным коридором стоящие справа и слева, держа на поводках овчарок. Будь что будет.

Вот колонна опять тронулась. Проходя через ворота, Петька увидел убитого узника. Рядом с ним валялся тяжелый валун, Петька понял: бедняга замешкался и не успел бросить камень в кучу. Ну, фашистам и этого достаточно, чтобы убить человека.

Нацисты до предела использовали возможности человека. По пути с работы узники несли камни. Перед лагерными воротами они сбрасывали их в одну кучу. Этим камнем мостили лагерные дороги.

«Пронесло!» — ликовал Петька, шагая к бараку. Колодки его были тяжелее обычного, в них лежали патроны. Блохе эта ноша не в тягость. Побольше бы только…

После ужина Петька тихо сказал Владеку:

— Поговорить с тобой надо, очень важное дело. Жди меня за правым углом барака.

— Понимаю…

Владек ушел. Минуты через две за ним последовал и Петька. Можно бы выйти сразу двоим, но вдруг нарвешься на эсэсовца: тогда и сам провалишься, и друга подведешь.

На улице разливалась темнота. Ее прощупывали лучи прожекторов со сторожевых вышек.

— Владек! — чуть слышно окликнул Петька. — Где ты?