Читаем Маленькие пленники Бухенвальда полностью

В то время, когда Петька рассказывал другу о своей тайне и обсуждал с ним смелые планы, в тир пришел заместитель коменданта лагеря Шуберт. Лицо его предвещало грозу. Он, ни слова не говоря, быстро подошел к первой пирамиде и взял первую попавшуюся винтовку. Внимательно осмотрел ее всю, особенно прицельное приспособление. Подошел к барьеру. Потребовал у Ганса патрон. Солдат услужливо положил на барьер, слева от Шуберта, полную коробку.

— Заряди, — кивнул лагерфюрер на винтовку.

Ганс выполнил приказание.

— А теперь повесь свежую мишень.

— Слушаюсь!

Все готово для стрельбы. Ганс встал по правую руку лагерфюрера и был, как всегда, спокоен, уверен в себе. Шуберт не первый раз приходит в тир, и нет ничего особенного в том, что он сегодня захотел пострелять из винтовки.

Лагерфюрер целился старательно. Вот он выпустил всю обойму. Прогремел последний выстрел — и Ганс почти бегом направился к мишени, еще издали всматриваясь в нее и надеясь увидеть большую дыру в середине. За свою работу пунктуальный, старательный немец был спокоен и надеялся, что ни одна винтовка из правой пирамиды его не подведет. Эта уверенность усиливалась потому, что Шуберт — стрелок не плохой, не хуже Ганса. Но, не добежав до мишени трех шагов, солдат остановился, не веря своим глазам: ни одна пуля не попала в центр мишени с силуэтом советского солдата.

— Доннер веттер! — проворчал Ганс. На его лице изобразилось крайнее удивление. Что-то тут не так. Это случайность.

Ему не хотелось показывать мишень Шуберту, но служба превыше всего. Он понес. Лагерфюрер осмотрел ее, не сделал никакого замечания, лишь потребовал следующую винтовку.

«Ну уж из этой-то он не промажет, — усмехался про себя Ганс, подавая лагерфюреру заряженную винтовку. — Сам фюрер останется доволен…» Он с видом победителя посматривал то на припавшего к прикладу Шуберта, то на мишень. Не успел лагерфюрер положить винтовку после последнего выстрела, а уж Ганс, выставив левое плечо вперед, будто пробиваясь сквозь толпу, приближался к щиту.

— Майн готт! — прошептал он, наклонившись к мишени, и побледнел.

Эта мишень оказалась еще хуже первой Ганс трясущейся рукой положил ее на барьер перед молчаливым, затаившим грозу лагерфюрером, потом сделал шаг назад и замер, вытянувшись в струнку.

Шуберт не спеша достал носовой платок, снял офицерскую фуражку и стал вытирать почти совсем лысую голову.

— Ты что же, дурак, так плохо пристреливаешь винтовки, негромко, но значительно спросил лагерфюрер, после того как положил платок в карман.

Шуберт разыгрывал из себя уравновешенного, хорошо воспитанного человека, хотя был сейчас внутренне взбешен.

— Так, так, — продолжал он играть с Гансом, как кошка с мышкой. — Совсем негодное оружие собираешься на фронт отправлять? А? Тебе что, дурак, работать здесь надоело? В команду отправить? Или, может быть в гестапо захотел? Что молчишь, отвечай!

При упоминании о гестапо у Ганса задрожали поджилки. Хотя он сам был порядочный головорез и много невинных жизней погубил, служа фюреру, но страшно боялся попасть в руки других головорезов. Преданный идеям нацизма эсэсовец не хотел испробовать на себе все его прелести. Устремив на лагерфюрера фанатичный взгляд и выпятив вперед подбородок, похожий на носок старого сапога, солдат залепетал:

— Я все исправлю… Я… Я все сделаю, герр лагерфюрер.

— Ну, ну, — многозначительно произнес Шуберт и вышел из тира.

Оставшись один, Ганс долго еще стоял на том месте, где разразилась над ним гроза. Потом, прошептав «майн готт, майн готт!», солдат поплелся к пирамиде и взял винтовку. Проверил ее бой. Он был хороший. Ганс еще одну винтовку взял из этой же, левой пирамиды. Винтовка стреляла плохо. Третья-тоже. Четвертая била кучно, метко.

Ганс проверил и правую пирамиду. То же самое. Одна винтовка бьет хорошо, другая плохо. Полная неразбериха. И это у него, у человека, который любит идеальный порядок! От этой мысли эсэсовец, старый вояка, заскрежетал зубами.

Все было ясно. Винтовки в пирамидах перепутаны. Но как это случилось? Ведь они не сами же поменялись местами.

— Доннер веттер! — прорычал вдруг Ганс.

Он забыл про русского подростка! Над Петькой нависла опасность.

ЕСЛИ БЫ НЕ НАХОДЧИВОСТЬ

— Дядя Яша, расскажите какую-нибудь сказку, — послышался звонкий голос из глубины барака, с верхних нар.

Яков Семенович Гофтман только что вошел в спальню.

— Вот, стоит только к вам ступить — и уж давай сказку, — рассмеялся он. — Сегодня будет не сказка. Нет больше у меня их в запасе.

— А что же Вы расскажете? — свесилось с нар сразу несколько голов.

— Да так, разные слушки, побасенки всякие…

— Рассказывайте, рассказывайте!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза