Маленькие радости Элоизы. Маленький трактат о дурном поведении

— Кажется, будто это было вчера, а тебе — нет? Горилла не пошевелилась. Люс положила перед ней апельсины, а когда обезьяна схватила один, шепнула тебе, не переставая напевать, чтобы ты спряталась за ее спину, а оттуда пробралась к двери. Ты так и сделала, и горилла что-то проворчала тебе вслед, размахивая руками. В этот момент Робер — словно на пытку идя — вскинул ружье. А ты метнулась обратно к горилле, поцеловала в щеку: «Спасибо за бананы, только, знаешь, тебе надо побриться, ты станешь такой краси-ивый!»

После этого Люс удалось вывести Элоизу из клетки, дверь была заперта на ключ. И тут горилла словно вмиг очнулась от спячки, вскочила на ноги — и оказалась громадной, весила, как минимум, двести кило. Подскочив к решетке, обезьяна стала трясти ее, высовывать наружу руки, тихонько рыча. Элоиза, которую утаскивали за руку с поляны, то и дело оборачивалась и посылала своему «шерстяному господину» воздушные поцелуи, а горилла, склонив голову набок, тоже пошевелила пальцами. Потом поплелась к стене и снова села, привалившись к ней спиной.

— Я испугалась тогда, как никогда в жизни, даже больше, чем во время алжирской войны! Робер, конечно, уверял меня, что твоей жизни ничто не угрожает, но зачем он тогда взял с собой ружье, зачем его зарядил? Даже сейчас, когда вспоминаю об этом, в дрожь бросает…

Какие мама и папа разные… Мама очень эмоциональная, но спокойная — она начинает бояться после. А папа, наоборот, боится до и во время, а после начинает разглагольствовать и вешать лапшу на уши: мол, в жизни главное — самообладание!

Почему никто раньше не рассказывал ей эту историю, почему Дедуля, который без конца ворошил прошлое, никогда даже и не… Теперь Элоиза вспоминает многие забытые подробности. Особенно — один день. Робер тогда был уже страшно худым: он говорил, рак подъедает его запасы. Как-то в воскресенье он приехал к обеду и сказал за столом: «Твой приятель, Элоиза, твой бородач из клетки с бананами, приказал долго жить — наверное, от тоски по тебе». И уже двенадцатилетняя Элоиза расплакалась, сама не понимая, почему, и плакала так горько, никак не могла успокоиться. Почему она настолько сильно горевала? А мама на кухне ругала Робера: «Я же просила тебя никогда больше не говорить девочке об этой твоей мерзкой твари!» И Робер виновато шептал в ответ, что его горилла вовсе не была мерзкой тварью, он сам выкормил Фунси из бутылочки, сам воспитал его, и для него это большое горе…

* * *

Сколько же лет прошло с тех пор? Дочке Элоизы шел шестой год, семья дремала, сморенная жарой, в саду на берегу моря. Девчушка, совсем голенькая, но в широкополой шляпе, на что Элоиза особо указала бабуле Элен, возилась в кустах, искала камешки, птичьи яйца — словом, собирала сокровища. Элоиза улыбалась: ее голубая галька, а почему бы и нет?

Элоиза и остальные взрослые, взмокшие, старались устроиться поудобнее. За малышкой следили вполглаза: ну что может тут угрожать ребенку? И вдруг она бегом вернулась: «Мама, мама, подержи ее немножко, она соскальзывает, когда я бегаю!» Вокруг шеи Эмили обвилась змея… правда, уж, слава Богу, и, слава Богу, — свалился с ее шеи… А девочка нетерпеливо подергала мать за юбку, протягивая на ладошке пауков: «Вот, дашь ей, она только их и кушает!» — и снова ускакала, не обращая никакого внимания на палящую жару.

С едва слышным шелестом уж соскользнул на колени Элоизы, свернулся там, только головку приподнял. Высунув острый язычок, подцепил крестовика, который тщетно старался спастись: не миновать ему было острых зубов… А потом, всмотревшись в молодую женщину узкими желтыми глазками, уж скользнул дальше — по ее неподвижной руке — и скрылся в высоких травах.

Элоиза вспоминала… Перед ее глазами встал пруд в Параисе, черная головка, которая оставляла за собой на румяных от закатного солнца водах след в виде буквы «V»… Дедуля шептал: «Он сейчас не охотится, он просто купается, он любит поиграть — как ты и я… Смотри, какой он красивый — уж… видишь, какой красивый — не надо его убивать! Хотя даже и гадюк не стоит убивать, даже Камиллу, ха-ха-ха! Всякий имеет право на жизнь, Элоиза…»

Элоиза следила взглядом за дочкой: та носилась по траве, пытаясь поймать бабочку, а бабочка, словно танцуя, упархивала от ее рук. А может быть, наоборот, соблазняя, искушая — кто знает, что может происходить между Человеком и Животным в садах Эдема!

17 Песни для соляной свадьбы

Ганс почти без передышки промчался от самого берега Индийского океана до клиники и успел принять свою дочку, только-только выскочившую из Элоизы. Он ворвался в родовой зал, а по пятам за ним гнались две медсестры, на бегу пытаясь завязать на нем халат, маску и прочие стерильные причиндалы.