Маленькие трагедии большой истории

Она так хотела это дитя! Последний шанс, казавшийся бесповоротно счастливым, ускользал и таял в бесповоротной неумолимости решающего дня.

Разбудив горничную, Манон велела собрать все необходимое и ждать в карете. Она вернулась через сутки – бледная трепещущая оболочка, а под нею – «торпейская скала», с которой предстоит сбросить всех врагов партии Жиронды.

Но именно с этого дня мужчины ее партии как-то непостижимо переменились: они перестали ее слушать. Манон утратила над ними былую власть. Может быть, оттого, что теперь, когда она ничего уже не боялась, их объединил страх. Страх всегда ведет к поражению. И совершая ошибку за ошибкой, партия власти покатилась к гибели.

«Революция – это я», – так написала о себе первая женщина-политик новой истории Манон Ролан, написала, возможно, до конца не сознавая, насколько близка к трагической истине.

Анатомия вождя

Британский премьер-министр Вильям Пит проводил политику, не всегда понятную современникам. Например, изгоняя из страны публициста Томаса Пейна, как личного врага короля, Пит демонстративно принимал на острове гораздо более радикальных политиков революционной Франции. Кто только не побывал в девяностые годы в Лондонской эмиграции: от Лафайета до Дантона. Правило было единым для всех – жить тихо, помалкивать. Только в одном случае Пит сделал исключение. Когда в декабре 1791 года с палубы корабля на английскую землю ступил главный смутьян и радикал новой Франции Жан-Поль Марат, британский премьер в первые же дни сделал ему деловое предложение – о продолжении политической деятельности на острове.

По свидетельству политика и драматурга Ричарда Шеридана, встреча премьера с журналистом состоялась 29 декабря 91-го года. Остается надеяться, что великий сочинитель социальных драм Шеридан ничего не исказил в тексте этого диалога, во время которого находился в соседней комнате.

– Здесь, в Англии, я стремлюсь объединить всех, кто выступает против войны, которую Франция стремится навязать Европе, – начал Пит. – Я прочел все ваши статьи против войны и считаю их чрезвычайно эффективными.

Пит говорил без пауз, ровным голосом, точно читал скучное письмо.

Марат смотрел на его башмаки, узкие, на высоких, скошенных внутрь каблуках. На последней фразе его взгляд подпрыгнул и уперся в колени премьер-министра, туго стянутые обручами манжет. Скверная мода, при которой застаивается кровь и отекают ноги…

– Герцог Орлеанский опасается, что Франция, еще сохраняющая единство, выиграет войну и Людовик удержится на троне. Ослабленная же революцией Франция будет побеждена и разделена, как теперь делят Польшу, не так ли?!

Марат перевел взгляд повыше:

– Да, так. Орлеанский согласен на корону королевства «Париж».

– По-вашему, войны можно избежать?

– Едва ли.

– Тогда почему вы против войны? Война могла бы короновать ваш лозунг «Свобода, равенство, братство».

– Выиграв свободу, Франция не получит ни равенства, ни братства. Но если в республике Париж, все будут равны и все будут братья, я – за республику Париж, – ответил Марат.

– Разрушить великое государство, чтобы в стенах Парижа уравнять умных с глупыми, деятельных с праздными, достойных с порочными, избранных и сброд?! Отхожий двор в Сент-Джеймской гостиной?! Что принесет такой эксперимент, кроме жесточайшего из разочарований?!

– Я думаю, он перенастроит души, – был ответ.

Теперь они смотрели друг другу в глаза, и Пит ощутил холодок у висков, а под сердцем жженье. Пуаза затянулась. Премьер-министр с трудом заставил себя заговорить:

– Республика Париж устроит Британию более, нежели королевство Франция, Вы можете остаться в Лондоне или отправиться в любой другой город и продолжить начатое дело. Вся ваша корреспонденция будет без промедления доставляться во Францию.

Премьер сделал паузу, ожидая вопросы. Они не последовали. Собеседники простились.

Покидая гостиную, Вильям Пит почему-то, ни минуты не сомневался, что его предложение не будет принято, а этот безумец немедленно вернется во Францию, где его не минует скорая смерть. Так и произойдет.

«Независимый журналист в эмиграции должен или замолчать раз и навсегда, или очень скоро может оказаться за полшага до государственной измены, точнее… за полслова», – эти слова Марата были написаны им не об эмигрантах-роялистах, а о себе самом.

А вот что написал после той встречи Вильям Пит:

«Я всегда ставлю самые простые принципы и самые незначительные идеи выше самых сильных чувств. Так я служу стране, благо которой рассчитано мною с математической точностью. Люблю ли я мою Англию? Я люблю ее всем сердцем, в котором работает мой мозг. Сегодня я говорил с человеком, чье сердце в его голове; а его чувства выжигают его принципы, и это самое страшное из анатомических устройств, коему нет точного слова в английском языке. Если я лидер, то кто он? Французское chef также не пригодно. Может быть, испанское caudillo или немецкое furer?».

Тяжелее венца