Маленькие женщины. Хорошие жены

Если бы Джон не забыл о желе, с его стороны действительно было бы непростительно выбрать именно этот день из всех дней в году, чтобы неожиданно привести друга домой на ужин. Похвалив себя за то, что утром были заказаны прекрасные продукты, будучи уверенным в том, что их вот-вот приготовят, и предвкушая, какой великолепный эффект он произведёт, когда его хорошенькая жена выбежит ему навстречу, он сопроводил друга в своё жилище с неудержимым удовлетворением молодого хозяина и мужа.

Но этот мир полон разочарований, как обнаружил Джон, приблизившись к «Голубятне». Обычно гостеприимно открытая входная дверь сегодня была не только закрыта, но и заперта, и ступени украшала грязь, не убранная со вчерашнего дня. Окна гостиной были закрыты, шторы опущены, и на веранде не было его хорошенькой жены в белом платье, занятой шитьём, с умопомрачительным бантиком в волосах, и хозяйка дома с блеском в глазах и застенчивой улыбкой не приветствовала своего гостя. Ничего подобного не наблюдалось, потому что не видно было ни одной живой души, кроме спавшего под кустами мальчика, испачканного соком ягод, словно кровью.

– Боюсь, что-то случилось. Пройди в сад, Скотт, а я пока поищу миссис Брук, – сказал Джон, встревоженный тишиной и безлюдьем.

Он обежал вокруг дома, следуя за резким запахом жжёного сахара, и мистер Скотт со странным видом пошёл за ним. Он осторожно остановился в отдалении, когда Брук скрылся в доме, но со своего места он мог хорошо видеть и слышать всё происходящее и, будучи холостяком, предвкушал грядущую семейную сцену.

На кухне царили беспорядок и отчаяние. Желе переливалось из одного горшочка в другой, стекало на пол и бойко подгорало на плите. Лотти с тевтонским хладнокровием невозмутимо ела хлеб со смородиновым сиропом, потому что желе оставалось безнадёжно жидким, в то время как миссис Брук, уткнувшись в свой фартук, сидела на кухне, горько всхлипывая.

– Моя дорогая девочка, что произошло? – воскликнул Джон, врываясь в комнату, ошеломлённый видом обожжённых рук, известием о неожиданном происшествии и втайне ужасаясь при мысли о госте в саду.

– О, Джон, я так устала, мне жарко, я злюсь и волнуюсь! Я занималась этим до полного изнеможения. Помоги же мне, или я умру! – И измученная хозяйка бросилась ему на грудь, оказывая ему сладкий приём во всех смыслах этого слова, потому что и её передник и пол были «окроплены» вареньем, словно перенеся обряд крещения.

– Что тебя так расстроило, дорогая? Случилось что-нибудь ужасное? – спросил встревоженный Джон, нежно целуя маленький чепчик, который съехал набок с макушки.

– Да, – в отчаянии всхлипнула Мэг.

– Тогда рассказывай быстрее. Не плачь. Я могу вынести всё что угодно, только не слёзы. Выкладывай, любовь моя.

– Же… Желе не загустевает, и я не знаю, что делать!

Джон Брук расхохотался над этим так, как впоследствии никогда не осмеливался, и насмешливый Скотт невольно улыбнулся, услышав этот искренний раскат смеха, который явился последней каплей горя, переполнившего бедняжку Мэг.

– И только-то? Выбрось это в окно и забудь. Я куплю тебе кварты желе, если захочешь, но, ради бога, не устраивай истерику, потому что я привёл с собой Джека Скотта поужинать и…

Джон не успел продолжить, потому что Мэг оттолкнула его и рухнула в кресло, трагически сложив руки, и тоном, в котором смешались негодование, упрёк и смятение, произнесла:

– Человек пришёл на ужин, а в доме беспорядок! Джон Брук, как ты мог так поступить?

– Тише, он в саду! У меня из головы выскочило это злосчастное желе, но теперь ничего не исправишь, – сказал Джон, с тревогой оглядываясь вокруг.

– Тебе нужно было послать мне весточку или сказать об этом сегодня утром, и ты должен был помнить, чем я была занята, – раздражённо продолжала Мэг, потому что даже голубки клюются, если взъерошить их пёрышки.

– Утром я не знал, что приглашу его, да и времени не было послать весточку, потому что я встретил его по дороге домой. Мне и в голову не пришло спрашивать у тебя разрешения, ведь ты всегда говорила, чтобы я поступал, как мне хочется. Я никогда не делал этого раньше, и будь я проклят, если я когда-нибудь снова так поступлю! – добавил Джон с обиженным видом.

– Надеюсь, что ты так не поступишь! Уведи его немедленно. Я его не приму, и ужин не приготовлен.

– Подумать только! Где же говядина и овощи, которые я послал домой, и пудинг, который ты обещала приготовить? – крикнул Джон, бросаясь в кладовую.

– У меня не было времени готовить ужин. Я думала, мы поедим у мамы. Прости, но я была так занята. – И у Мэг на глаза снова навернулись слёзы.

У Джона был мягкий характер, но он был живой человек, и ни душевному, ни физическому спокойствию не способствовало после долгого рабочего дня прийти домой усталым, голодным и полным надежд, а вместо этого увидеть беспорядок, пустой стол и сердитую жену. Однако он снова сделал над собой усилие, и небольшой шторм миновал бы, если бы не одно неудачное слово, сказанное им.