Маленькие женщины. Хорошие жены

Хотя близнецы были совершенно непохожи по характеру, они замечательно ладили друг с другом и редко ссорились больше трёх раз в день. Конечно, Деми тиранил Дейзи и смело защищал её от любого другого агрессора, в то время как Дейзи превратила себя в рабу на галерах и обожала своего брата как единственное совершенное существо в мире. Розовощёкая, пухлая, весёлая, юная кроха, Дейзи могла найти свой путь к сердцу каждого и уютно устроиться там надолго. Она была одной из тех очаровательных маленьких девочек, которые, кажется, созданы для того, чтобы их целовали и обнимали, наряжали и обожали, как маленьких богинь, и выставляли на всеобщее одобрение по всем торжественным поводам. Её маленькие достоинства были так милы, что она бы вполне могла считаться ангелом, если бы некоторые небольшие шалости не делали её существом восхитительно человеческим. В её мире всегда была прекрасная погода, и каждое утро она в своей ночной рубашечке карабкалась на подоконник, чтобы выглянуть из окна и сказать, независимо от того, шёл ли дождь или светило солнце: «О, холоший день, о, холоший день!» Все были её друзьями, и она так доверчиво целовала любого незнакомца, что самый закоренелый холостяк смягчался, а те, кто любит детей, становились верными поклонниками этой малышки.

– Дейзи любит всех, – сказала она однажды, раскрывая объятия, держа ложку в одной руке и кружку в другой, словно желая обнять и накормить весь мир.

По мере того как она росла, её мать всё больше понимала, что «Голубятню» благословило присутствие такой безмятежной и любящей обитательницы, как та, что помогла сделать старый дом уютным и родным, и молилась, чтобы её обошла беда, подобная той, которая недавно показала им, как долго они принимали у себя ангела, не подозревая об этом. Дедушка часто называл её Бет, а бабушка присматривала за ней с неустанной преданностью, словно пытаясь исправить какую-то прошлую ошибку, которую ничьи другие глаза не могли обнаружить.

Деми, как истинный янки, был любознателен, хотел всё знать и часто сильно огорчался, когда не мог получить удовлетворительных ответов на своё вечное «Для чего?».

Он также обладал склонностью к философии, к великому удовольствию своего деда, который имел обыкновение вести с ним сократические беседы, в которых не по годам развитый ученик иногда ставил своего учителя в тупик, к нескрываемому удовольствию женской части семейства.

– Что заставляет мои ноги ходить, деда? – спросил молодой философ, с задумчивым видом рассматривая эти энергичные части своего тела, отдыхая однажды вечером после шалостей, связанных с укладыванием в постель.

– Это твой маленький умишко, Деми, – ответил мудрец, почтительно поглаживая светлую головку.

– Что такое маленький умишек?

– Это то, что заставляет твоё тело двигаться, как пружина заставляла вращаться колёсики в моих часах, когда я показывал тебе их.

– Открой меня. Я хочу посмотреть, как оно крутится внутри.

– Я не могу этого сделать, так же как ты не можешь открыть часы. Бог заводит тебя, и ты ходишь, пока Он не остановит тебя.

– Правда? – И карие глаза Деми расширились и заблестели, когда он осознал новую мысль. – И меня заводят, как часы?

– Да, но я не могу показать тебе, как это делается, потому что это происходит, когда мы не видим.

Деми пощупал свою спину, словно ожидая обнаружить там крышку, как у часов, а затем серьёзно заметил:

– Я думаю, что Бох делает это, пока я сплю.

Последовали тщательные разъяснения, которые он выслушал так внимательно, что встревоженная бабушка сказала:

– Дорогой, ты считаешь разумным говорить о таких вещах с таким маленьким ребёнком? У него уже опухают веки от усталости, и он учится задавать самые неразрешимые вопросы.

– Если он достаточно взрослый, чтобы задать такой вопрос, то он достаточно взрослый, чтобы получить правдивые ответы. Я не вкладываю мысли в его голову, но помогаю ему раскрыть те идеи, которые у него уже есть. Эти дети мудрее нас, и я не сомневаюсь, что мальчик понял каждое слово, которое я ему сказал. А теперь, Деми, скажи мне, где у тебя ум.

Если бы мальчик ответил, как Алкивиад[159]: «Клянусь богами, Сократ, я не могу сказать», его дедушка не удивился бы, но когда, постояв мгновение на одной ноге, как задумчивый юный аист, он ответил тоном спокойной убеждённости: «В моём животике», старый джентльмен мог только присоединиться к бабушкиному смеху и закончить этот урок метафизики.

Возможно, у материнской тревоги были бы основания, если бы Деми не привёл убедительных доказательств того, что он был не только подающим надежды философом, но и настоящим мальчишкой, так как часто после обсуждения, которое заставляло Ханну пророчествовать со зловещими кивками: «Этому ребёнку недолго жить на свете», он разворачивался и успокаивал её страхи некоторыми шалостями, которыми милые, чумазые, непослушные маленькие негодники расстраивают и радуют сердца своих родителей.