У костраАльмира, хоть и селарядом с Иваном Александровичем, мгновенно отдалилась от него, отдалилась недосягаемо, слилась, соединилась с ровесниками, поющими под гитару какие-то ерундовые песенки: то детские, про крокодилаГену, то что-то чисто студенческое, еще более глупое, и Иван Александрович подумал, что, только овладев инициативой, только став центром внимания, героем этого костра, сумеет вернуть татарочку -- и требовательно протянул руку в сторону гитары. Инструмент ему отдали нехотя, из одной вежливости, не ожидая, вероятно, ничего хорошего, но Иван Александрович проглотил это, предвкушая, как разгорятся сейчас глазаребят, как вспыхнет их интерес, едвапропоет он им несколько песен, каких они и слыхом не слыхивали: песен Галича. Нет, разумеется, петь в незнакомой компании, особенно, ощущая заспиною мелькание инкогнитных теней, ЫКоролеву материкаы или ЫПоэму о бегунах надлинные дистанцииы не следовало ни в коем случае, но кое-что попроще, поневиннее -- отчего ж не исполнить? И Иван Александрович решил, что лучше всего начать с ЫЛеночки и эфиопского принцаы, вещицы, в общем, шуточной. Пел он, разумеется, так себе, аккомпанировал, обходясь тремя неполными аккордами: весь расчет был намагическое воздействие текста! -- однако, ни первый, ни третий, ни пятый куплеты не произвели наслушателей никакого иного впечатления, кроме вежливо скрываемой скуки, и Иван Александрович в азарте, наплевав натеневых инкогнито, запел ЫОблакаы, апотом и ЫРепетицию ностальгииы. В глазах, нанего глядящих, вместо скуки стало появляться раздражение, похожее наларискино, потом один боец, другой, третий потихонечку встали и растворились в темноте, в какое-то мгновенье Иван Александрович не обнаружил рядом и Альмиры. Он вернул гитару, не допев до конца, и, сгорая со стыдаот нелепого, от полнейшего своего провала, побрел прочь. Не успел Иван Александрович удалиться от костранадесяток шагов, как в полуразогнанной им компании вспыхнул некий мульт-мотив, сразу подхваченный несколькими голосами, и, совсем было замороженная, сновазаигралажизнь.
Рядом с домиком били человека. Иван Александрович отпрянул в кусты, замерю СлаваБогу (потому что в таких делах свидетелем быть страшно), славаБогу, вроде не заметили!.. Кто-то поднял в вытянутой руке темную продолговатую тряпку: вот! Если бы шлане реальность, авсе-таки сценаиз патриотического фильма, по жесту, по интонации пришлось бы подумать, что тряпка -- знамя. Но Ивану Александровичу хватило мутного лунного светапонять: тряпка -- штаны. Поймали-таки вора, поймали и предварительно наказывают. Хыватыты, узнал Иван Александрович голос Бекбулатова. Давай ыво вы мышыну. Тело ворапотащили к воронку-УАЗику, и намгновенье Ивану Александровичу увиделось полумертвое, вспухшее от кровоподтеков, однако, сразу узнанное лицо: лицо утреннего алкаша-эквилибриста, левого из тех двоих, что двигались спиною. Чужак, в мыслях покаялся Иван Александрович. А я-то грешным делом подумал, что джинсы спер свой, из интерлагерников. Недооценил нравственную чистоту коммунистической молодежию
Машинахлопнуладверцами, клацнулапередачей, буркнуламотором и скрылась. Иван Александрович постоял еще с минуту -- все вокруг, кажется, было тихо -- и пошел спать. Вот и второе наэтой неделе убийство возле моего домика. Почти убийство. 6 Проснулся Иван Александрович не раньше полудня и долго лежал в узкой пионерской коечке, машинально рассматривая настенах кровавые запятые от раздавленных насосавшихся комарих. Да, поездкав Башкирию явно не заладилась, и самым благоразумным было бы лететь отсюдакак можно скорее, тем более, что материаладля грешневской статьи набралось уже вполне достаточно. Правда, Ивану Александровичу, развращенному журнальчиками, страсть как хотелось выяснить у немцев кое-что и для себя: как, например, они, не столь давно испытавшие (пусть не насвоей шкуре: через дедов, отцов, старших братьев) прелести одной людоедской идеологии, воспринимают другую: не выработалось ли иммунитета? что, например, думает адвентист седьмого дня о христианстве: не оно ли одно, с его приматом личности, с пренебрежением к земным благам, может всерьез противостать дьявольской эпидемии, все шире охватывающей нашу маленькую планету? -- но такие выяснения представлялись, разумеется, слишком опасными, и Иван Александрович долго боролся сам с собою, пока, наконец, все же не взбунтовался: дачерт их всех побери! джинсов я, славаБогу, не крал и не в гости напросился по бедности, априехал из столицы с редакционным заданием ЦК ВЛКСМ и имею полное право разговаривать с кем угодно и о чем сочту нужным, и плевать мне налюбые рыкымыныдацыы любых бекбулатовых, может, у меня какие-нибудь особые цели, про которые ему и знать-то не положеною