Маленький Большой человек

Капитан от души рассмеялся, в чем, услышав его смех, я поначалу узрел даже какое-то издевательство над общепринятым трепетным отношением ко всему, что окружает наш переход в иной мир, но поразмыслив, я в дальнейшем пришёл к тому выводу, что по всей вероятности, столкнулся сейчас с так называемым знаменитым «ирландским юмором», вся соль которого, может, в том и состоит, чтобы вот так — от души! — посмеяться, когда хочется плакать.

— А я уже написал, — отсмеявшись, признался Кеог. — ещё вчера. Правда, это было уже после того, как Том Кастер с Колхауном ободрали меня в карты. Так что завещать мне было особенно нечего.

— Тогда зачем же вы написали? — чувствуя, что попал в какую-то завещательную эпидемию, спросил я.

Ясный взор Кио пронзил меня сквозь вечернюю мглу.

— А затем, ЧТОБЫ БЫЛО, пропади оно пропадом! С тем я и поплелся искать Финнегана. Насчёт бумаги он был неприжимистым, и я взял бумагу, и вернулся к Лавендеру, и мы с ним состряпали наши завещания: Лавендер все завещал мне, а я, значит, ему, но затем встал вопрос с распорядителем нашей последней воли.

— Давай вот что, — предложил Лавендер, — свернем-ка мы… эта… нашу последнюю волю в трубочку, сунем в гильзу и дадим на сохранение Кровавому Тесаку.

— Почему Тесаку? — не понял я. — Он, что, не такой, как все?

— Тесак из племени ри, а все Ри — трусы, — с надменной лакотской гордостью пояснил Лавендер. — Вот увидишь, он сбежит с первым же выстрелом. И будет бежать и бежать — до тех пор, пока его не остановит Миссури.

По поводу этого заявления Лавендера я могу добавить лишь то, что монополией на истину, видимо, не обладает ни одна из живущих на земле рас: никуда Кровавый Тесак не сбежал, а уже в долине был убит выстрелом в голову, и его мозги забрызгали весь мундир майору Рино. Но к нашему завещанию это уже не относится, поскольку ни малейшего касательства к нему никакого Кровавого Тесака я не допустил — я его просто сжег. Жить с бумагой о своей смерти показалось мне дурным знаком. Правильно ведь говорил капитан Кио — ПРОПАДИ ОНО ПРОПАДОМ: но я-то его послушал, а он себя нет. Оттого, может, оно так и вышло, что я вот до сих пор жив, а Кио…

* * *

На другой день мы отмахали что-то около тридцати миль вверх по Роузбад и на исходе пятой мили наткнулись на тот индейский след, что разыскали разведчики Рино. Я все ещё тащился с обозом; а мулы, они мулы и есть, куда им за лошадьми? Так что колонна уходила все дальше и дальше, и когда я добрался до индейского следа, то обнаружил, что по нему уже здорово потопталась наша конница: кругом, где надо и не надо, виднелись отпечатки кавалерийских подков. И всё же по ширине полосы, что составляла порядка трёхсот ярдов, я сумел прикинуть приблизительную численность прошедших здесь людей. И если я был прав (а я думаю, что я был прав) то прошло их здесь никак не меньше тысяч, эдак, четырех, а то и пяти. В этой своей оценке я укрепился ещё больше после того, как повидал места ночных стоянок, что время от времени попадались на протяжении нашего пути, — шли-то мы, пусть и с обозными неприятностями, но куда шибче индейцев, и расстояния меж биваками у нас были не в пример длиньше ихнего; так вот, кольцевых отметин, означавших типи, насчитал я никак не меньше тыщи, а уж дырок от всякого дреколья, где стояли шалаши, так и вовсе было без счёту.

Естественно, что полноценных воинов среди всей этой публики была от силы половина, да и то — вряд ли; скажем так — треть с хвостиком; но имея дело с индейцами, всегда надо учитывать, что любой индейский мальчишка старше двенадцати уже умеет обращаться с оружием, а уж украситься «белым» скальпом — то его самая наизаветная мечта.

Побрезговав пушками и кавалеристами полковника Гиббона, Кастер, однако же, не отказался от услуг его разведчиков — индейцев из племени Ворон, чьи родные места сейчас, значит, и топтали наши кони. А в наши союзники Вороны угодили по тем же соображениям, что и Ри: их и так было по пальцам пересчитать, а заклятые соседи, те и вовсе довели их чуть не до полного исчезновения из природы. Но исчезать им, ясное дело, не хотелось, и от такой жизни глядели они на Кастера как на своего лучшего друга, защитника и спасителя. Надо полагать, что при жизненной важности для них этого похода они «вычитали» след самым добросовестным образом и, как есть, все доложили Кастеру. Какое отношение имел ко всему этому я? Да в общем-то никакого. После того, как Кастер отверг мои разведческие услуги, нарываться на его грубость вторично я уже не собирался. Не собирался, не собирался, но пришлось. А виной тому был приобозный лейтенант, что околачивался при нас в должности начальника походного охранения.