Даже мое положение оказалось затруднительным, хотя я вроде с этим индейцем был знаком. Тем более, что Горящий-Багрянцем-На-Солнце не очень-то спешил меня узнавать. Да и ко всему упустил я из вида, что раскрашенное лицо способно перепугать до смерти, если вдруг нежданно-негаданно столкнуться лицом к лицу.
Сомбреро своё я обронил, так что Горящий прекрасно видел черты моего лица. Да и с тех пор, как мы с ним виделись в последний раз, прошёл всего лишь год, ну, полтора, не больше, правда, я стал отпускать усы, но они ещё не могли так уж изменить мою внешность.
Но он оставался неприветлив и когда заговорил, и глаза его на размалёванном красной краской лице с белыми линиями от переносицы под ними выказывали явную неприязнь.
— Почему, — спрашивает он, ясное дело, по-шайенски, — ты похитил лошадь моего отца?
Тогда-то я и заметил, что рядом другой индеец держит за недоуздок того пинто, что я купил в Денвере. Этот индеец оказался моим старым знакомым по имени Тень Что Он Заметил, может, помните, это Тень водил меня в мой первый набег на Ворон, когда я ещё заработал своё индейское имя. Однако сейчас на меня он смотрел зло.
— Брат, — обращаюсь я к Горящему Багрянцем не без некоторой поспешности, — разве ты меня не узнаешь?
И что, думаете, он хоть на секунду усомнился, откуда это я так свободно говорю по-шайенски? Как бы не так!
— Вам, белым людям, — говорит он презрительно, — мы дали кров и пищу, когда вы были голодны и заблудились, потому что мечты о жёлтом песке совсем лишили вас разума. А потом вы похитили наших лошадей. Вы все очень плохие люди и мы не желаем заключать с вами никаких договоров.
Соратники, явно и горячо разделяя его негодование, что-то сердито пробурчали себе под нос. А я смотрю на него и все не могу взять в толк, чем это он так недоволен, поэтому весьма подробно объяснил ему, где и при каких обстоятельствах я приобрел этого пони, заметив, что теперь он может взять его, как полагается по обычаю, потому что он мне брат.
Уже несколько раз я употребил слово «брат», и это в конце концов стало доходить сквозь орлиные перья до его тупой башки. Поэтому, после того как ещё некоторое время он пообличал белых, крайне неприятным образом потрясая ружьём; при каждом таком взмахе, те двое, что держали меня за руки, каждый раз хорошенько меня встряхивали, а остальные индейцы при этом принимались метать свирепые взгляды на моих погонщиков и что-то ворчать по адресу этих бедолаг, которые — хотя обычно это грубая, сквернословящая, кичливая публика — теперь от страха совсем оцепенели; прошло уже довольно много времени и я уже почти потерял всякую надежду, потому как проживи среди индейцев пять лет, а всё равно они выводят тебя из себя; короче говоря, в конце концов он с раздражением сказал, хотя на этот раз причиной его раздражения был лично я, а не расовые предрассудки:
— Почему ты всё время называешь меня «братом»?! Я не хочу, чтобы ты это делал. Я тебе не брат. Я — Шайен.
А смуглый парнишка, который держал меня за правую руку, — у него ещё на поясе висела уйма скальпов, один из которых был желтоволос и уже никак не мог принадлежать никакому Поуни, — предложил:
— Я думаю, нам следует убить его сначала, а потом говорить.
Этого молодца я не знал, но среди прочих увидел Птичьего Медведя, Худого и Катящегося Быка, который удерживал мою левую руку.
— Так вот, — говорю я храбро, — мне кажется, что вам, Шайенам, можно доверять не больше, чем тем белым, которые причинили вам зло. Ведь всего два снега тому назад я был вам братом, жил в типи Старой Шкуры, охотился и сражался бок о бок с Шайенами, и, по крайней мере, один раз едва не сложил свою голову за них в бою. Но, конечно же, ваши лживые языки скажут, что вы знать меня не знаете, Маленького Большого Человека.
Горящий Багрянцем прервал меня:
— Он скакал рядом со мной в Битве Длинных Ножей, в которой белые люди не знали, как надо сражаться. В том бою он погиб, однако перед этим убил немало «синих мундиров». Но его тело белым не досталось. Он превратился в ласточку и улетел далеко за утесы.
— Так знай, — не выдержал я, — что я и есть Маленький Большой Человек! Иначе откуда бы я знал о нем?
— О нем все знают, — по-индейски упрямо твердит своё Горящий Багрянцем. — Он — великий герой нашего народа. А о нашем народе знают все, поэтому все непременно знают и о нём. И больше я не буду об этом говорить. — Он перехватывает ружьё левой рукой, а правой берётся за рукоятку ножа, которым снимают скальпы. — Мало того, что ты конокрад, так ты ещё и самый большой лжец на свете, — продолжает он. — К тому же ты ещё и глупец. Говорю тебе, я сам видел как МАЛЕНЬКИЙ БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК УПАЛ И ПРЕВРАТИЛСЯ В ПТИЦУ. Поэтому ты не можешь быть им. Кроме того, ты — белый человек, а Маленький Большой Человек был Шайеном.
— Посмотри на меня, — говорю я.
— Э-э-э, может, у Маленького Большого Человека и была светлая кожа, но это ещё не значит, что он был белым человеком, — гнёт свою палку Горящий Багрянцем. — К тому же ты мне показываешь на себя, а не на него.