Маленький Большой Человек

Я для начала спросил «где», а не «кто», потому что, может быть, она не сказала бы мне его имя, но вдруг услышал топот копыт – по равнине наверху приближались всадники, не меньше трёх; лошади были некованые, значит, это индейцы, но Поуни или Шайены, сказать не мог; однако при нынешних обстоятельствах я не хотел встретиться ни с теми, ни с другими. На языке Поуней я не говорил, а пока им на пальцах растолкуешь, они запросто подстрелят эту женщину. Ну, а насчёт Шайенов – тут понятно без объяснений.

Я об этом так подробно говорю, что у вас могло бы вызвать разные вопросы то, как я поступил; а я сгреб за руку эту девчонку и бегом загнал ее обратно в кусты вместе с ребёнкком, так и не выпустившим соска; а сам я присел там рядом с ней, все ещё придерживая ее за руку, хоть она и не оказывала сопротивления.

Появились Поуни – а что это Поуни, я определил по разговору, и, по-видимому, обследовали сверху дно русла, но вниз не спустились. Затем они уехали после того, как, судя по звукам, один из них опорожнил мочевой пузырь на берег прямо с седла.

Но мы с ней сидели в укрытии ещё какое-то время, и тут я почувствовал, что она, сидя на корточках, налегает своим твёрдым телом на меня сзади – она искала поддержку; я обнял ее, рука моя нечаянно скользнула в боковой разрез её платья, приспособленного для кормления ребёнкка, и её свободная левая грудь, отяжелевшая от молока, легла мне в ладонь. Я мягко пожал ее, не знаю уж зачем, ведь в этих обстоятельствах мне было не до любовных устремлений. Но я, и она, и этот маленький парнишка, который заснул, так и не оторвав махонького своего ротика от торчащего соска, – мы сейчас были вроде как семья. Я защищал их как положено отцу… как мне не удалось защитить Олгу и маленького Гэса…

Она откинула голову назад и прижалась тёплой щекой к моему лбу. Я почувствовал запах материнского молока, этот сладко-кислый аромат, а потом все старые, знакомые с давних времён шайенские запахи: огня, земли, жира, крови, пота и полной дикости.

Она сказала:

– Теперь я верю тебе. Ты – Маленький Большой Человек, и я буду теперь твоей женой, чтобы заменить ту, которую ты потерял, а это – твой сын.

Она положила его мне на руки, он тут же проснулся и, могу поклясться, этот кроха улыбнулся мне своими чёрными глазенками-бусинками! Здорово странно я себя почувствовал…

Она сказала:

– Думаю, нам пора идти. Они, наверное, соберутся на Весенней Речке.

– Кто?

– Наши, – ответила она, как если бы это было ясно без слов. – Сегодня великое волшебство было на стороне Поуней, но в следующий раз мы их побьём и отрежем им члены, и их женщины будут спать одни и рыдать всю ночь.

Я все ещё держал младенца.

– У тебя красивый сын, – сказала она, с восхищением глядя на нас обоих, а потом забрала его. – Есть у тебя какая-нибудь ноша, чтоб мне нести?

Я до сих пор был малость ошеломленный и ничего не ответил, так что она сунула дитя за пазуху, затянула пояс так, чтобы захватить его ножки, а потом влезла на берег, туда, где лежала моя убитая лошадь, сняла с неё одеяло, седельную подушку и куртку, которую я снял и привязал позади седла. Потом сползла обратно вниз. Похоже, она была разочарована тем, что ей придётся нести так мало.

– Ночью волки сожрут тело моего отца,- сказала она. – Нам следовало бы возложить его на погребальный помост, но здесь нет леса, а нести его туда, где есть деревья, слишком далеко.

И отступила назад, чтобы я мог занять место впереди и вести ее, как подобает мужчине. Подозреваю, что только теперь я начал понимать ее намерения.

– Но мы не можем вернуться в племя,- сказал я.

– Ты думаешь, белые люди разрешат тебе взять жену из Настоящих Людей? – спросила она. Тут она попала в точку, хоть малость и преувеличила. Такой поступок – не преступление, но Франку Норту, конечно, показалось бы здорово странным, если бы я вернулся из боя с семьей, которую я вдруг забрал у врага. Я, конечно, мог представить эту женщину и ребёнкка как своих законных пленников, только тогда они бы подверглись поношениям и обидам со стороны Поуней, а после их забрали бы военные, отправили бы в какой-нибудь форт и держали бы там для обмена на белых, захваченных Шайенами. Это было как раз то, о чём я и сам думал раньше, надеясь, что смогу проследить за переговорами и выторговать Олгу и Гэса. Но сейчас, в этот поистине диковинный час, я обрёл чувство реальности. До меня ведь никогда и словечка не дошло, что моя белая семья все ещё живая, а я проверил все форты вдоль Арканзаса. И форты на реке Платт – когда работал на железной дороге.

Истина была в том, что я уже считал их мёртвыми, хоть и не признавался себе в этом.

– В таком настроении как сейчас, – сказал я, – Шайены меня застрелят сразу, как увидят.

Моя женщина ответила:

– Я буду с тобой.