А вот с Амелией никаких затруднений не возникало, ибо просто поразительно, как она устремилась к новой жизни. По-моему, это ее воспитание среди мормонов оказалось не таким плохим в качестве основы, а остальное дополнила природная смекалка; немало позаимствовала она из модных дамских журналов, что я ей покупал, а кое-что перенимала от великосветских дам, что проживали в апартаментах этого ж отеля: жен и дочерей сенаторов, а также генералов и крупных негоциантов. А какую походочку она себе выработала! Прямо казалось, что у неё на ногах колесики под длинными юбками. А как она брала чашку чая! Как будто птица в полете взметалась и замирала – вот какова была ее грациозная ручка. Ко всему, она оказалась хорошенькой, даже красавицей, с этим ее вздернутым носиком, маленьким ртом: волосы были у неё великолепные, как осенняя листва, стоило только помыть их несколько раз да сделать причёску у настоящего дамского парикмахера. От неё без ума были все мужчины в этом отеле, но прилично и учтиво: тут никто не глазел ей в глаза, широко разинув рот, не облизывал губы и, вообще, ничего подобного никто тут себе не позволял, как та неотесанная деревенщина, с которой я до сих пор только и знался.
Ну, все это влетело мне в копеечку и уже через пару-тройку дней моя пачка долларов заметно похудела и стала не толще мизинца, и это при том, что ещё не было уплачено за отель – а счёт рос с каждым часом, потому как Амелия всё время чего-нибудь да заказывала, чтобы прислали в номер. Но именно это я и задумал, потому как хотел, чтобы она пожила в уединении до тех пор, пока благородный стиль не войдет у неё в кровь и она не перестанет к себе относиться, как к падшей женщине.
Побывал я и в ряде пансионов, но до сих пор не обнаружил такого, чтоб меня устраивал. Причины были разные: в одних черствые старые девы-начальницы передо мной драли свои вострые носы и заявляли, что у них нет свободных мест на пять лет вперёд, но были, скажу вам, и другие, которые сильно напоминали мне Долли.
Но надо было где-то раздобыть ещё деньжат, и в этом плане я ничего другого не придумал, как только вернуться на Базарную площадь и сесть за покерный стол. Там каждый вечер эти охотники на бизонов и правда играли по-крупному: игра обычно начиналась за полночь, когда они возвращались из театров и борделей, и продолжалась до самого утра. Когда я сказал «по-крупному», то имел в виду, что в случае удачи можно было где-то в полшестого встать из-за стола и иметь в кармане две-три сотни долларов. Такое время меня вполне устраивало: я спокойно провожал Амелию до ее спальни и, пожелав спокойной ночи, тихонько выскальзывал из номера, а, проведя за картами всю ночь напролет, успевал возвратиться до ее подъема – и все шито-крыто. Мне ведь не хотелось, чтоб она узнала, что ее дядюшка играет: потому как это был тот самый образ жизни, от которого я так хотел ее оградить.
И надо же – в первый вечер на Базарной площади встречаю Бешеного Билла! Он сидел в своем излюбленном углу того самого салуна, где застрелил брата Строхана, и, когда я вошел, махнул мне рукой. Играл он в покер с какими-то ребятами и как раз сорвал крупный банк.
– Дружище,- говорит он мне,- я по тебе соскучился. Никогда б не подумал, что такой человек как ты, способен бежать со шлюхой.
Такие речи об Амелии мне не понравились, но чтобы спорить с толком, пришлось бы признать, что она мне родня, а делать этого мне не хотелось.
– Да, сэр,- продолжает он,- если вам так же сильно везет в карты, как в любви, то, прошу покорно, садитесь с нами! Послушайте, вы,- обратился он к человеку, сидевшему напротив,- уступите ему ваше место.
Человек этот не то чтобы был очень доволен, но просьбу поспешил выполнить. В этот момент из всех людей на свете меньше всего хотелось мне играть против Бешеного Билла. Потому как до сих пор я не успел признаться вам, что в этот вечер я собирался мухлевать. Знаю, существует масса людей, которые нечестную игру в карты считают едва ли не самым тяжким грехом на свете. Да я и сам от шулерства был не в восторге, но посчитал, что при сложившихся обстоятельствах мой случай особый и заслуживает снисхождения. По-моему, все, кто неразборчив в средствах, так говорят о попытке обелиться, но я здесь вовсе не собираюсь впадать в душеспасительные рассуждения, а тем более читать мораль, я просто рассказываю как оно было на самом деле, а было вот что: я собирался жульничать со своими противниками, как только можно. Да вот только никак не ожидал, что играть придется против Бешеного Билла.
Так что первые часа два я играл честно, и уже к двум ночи у меня осталось только последние пять долларов. И тут-то я, поразмыслив, взял себя в руки и подумал, что кроме малышки Амелии нет у меня ни одной живой души на свете. И либо я добуду денег, чтобы превратить ее в добродетельную женщину, либо мы опять окажемся у разбитого корыта, и тогда не все ли равно – укокошит меня Билл или нет. И убедился я, что выбора у меня нету…