Маленький, большой

Дейли Элис и Софи, стоя у парадной двери, наблюдали, как Хоксквилл поспешно, словно за ней кто-то гнался, забралась в автомобиль и на полную мощность запустила мотор. Автомобиль рванулся, как жеребец, и полетел мимо каменных воротных столбов навстречу ночи и туману.

— На поезд опаздывает, — заметила Элис.

— Как ты думаешь, она все же пойдет?

— Пойдет. Непременно.

Повернувшись к ночи спиной, сестры закрыли дверь.

— Но Оберон, — сказала Софи. — Оберон и Джордж...

— Все в порядке, Софи.

— Но...

— Софи. Не посидишь ли со мной немного? Я не хочу спать.

Элис не казалась взволнованной, она улыбалась, но Софи расслышала в ее словах мольбу и даже страх. Она ответила:

— Конечно, Элис.

— Как насчет библиотеки? — спросила Элис. — Туда никто не придет.

— Ладно. — Софи последовала за Элис в большую темную комнату. Взятыми из кухни спичками Элис зажгла единственную лампу и прикрутила фитиль. В тумане за окном различались как будто тусклые огоньки, но больше ничего не было видно. — Элис?

Элис, казалось, пробудилась от мыслей и обернулась к сестре.

— Элис, ты знала заранее все, что я собиралась сказать?

— Да, большую часть, наверное.

— Правда? И как давно ты догадалась?

— Не знаю. В общем-то... — Элис неспешно села на кончик длинного кожаного дивана «честерфилд». — В общем-то, наверное, я всегда это знала, а со временем все только прояснялось. Кроме тех дней...

— Каких?

— Когда все запуталось. Когда... когда дела пошли не так, как ты предсказывала, а скорее наоборот. Когда мы, казалось, всего этого лишились.

Софи отвернулась, хотя в голосе сестры не прозвучало ни тени упрека, а только глубокая задумчивость. Она понимала, о каких днях говорит Элис, и огорчалась тому, что по ее вине сестра хотя бы на день, даже на один час, утратила уверенность. И это было так давно!

— Но зато потом, когда вещи вновь как будто обрели смысл, он оказался еще глубже, чем прежде. Было смешно вспоминать, как когда-то тебя одолевали сомнения и ты была такой дурочкой. Правда? Так все и происходило?

— Не знаю.

— Садись. С тобой разве было не так?

— Нет. — Софи села рядом с Элис, и та закутала себя и сестру в пестрый шерстяной плед, который связала Тейси: в неотапливаемой комнате было зябко. — Я думаю, со времен моего детства эта тайна все больше теряла смысл. — После долгих лет молчания говорить об этом было нелегко. Когда-то, много лет назад, сестры болтали на эту тему без конца, не заботясь о смысле, смешивая то, что знали, со своими снами и играми. Они нисколько не сомневались в том, как ее понимать, потому что не проводили различия между нею и своими желаниями, ради удобства, ради приключений, ради чуда. Ни с того ни с сего Софи посетило воспоминание, живое и цельное, как реальность: она и Элис, обнаженные, вместе с дядей Обероном стоят на опушке леса. Все подобные воспоминания, собственно говоря, были вытеснены фотографиями, которые сделал Оберон, — изысканно бледными и статичными, и потому Софи задохнулась, вновь увидев картину во всей полноте: жара, ясность и чудо, глубоко реальное лето детства. — Если мы знали, то почему тогда не могли уйти? Ведь это было бы так просто?

Элис сжала под пледом ее ладонь.

— Мы могли. Могли в любую минуту. Когда мы ушли, о том идет речь в Повести. — Немного помолчав, она добавила: — Но это не будет просто. — Ее слова встревожили Софи, и она крепче сжала руку сестры. — Софи, ты назвала день летнего солнцестояния.

— Да.

— Но... все нормально. Только мне нужно отправиться раньше.

Не выпуская руку сестры, Софи испуганно оторвала голову от дивана.

— Что? — спросила она.

— Мне нужно отправиться раньше, — повторила Элис. — Она взглянула на Софи и отвела глаза. Софи знала, что значит этот взгляд: Элис говорила о том, что ей было известно давно, но держалось в секрете.

— Когда? — едва выговорила Софи.

— Теперь.

— Нет.

— Ночью или этим утром. Потому я и попросила тебя посидеть со мной, ведь...

— Но почему?

— Не могу сказать, Софи.

— Нет, Элис, нет, все же...

— Все нормально, Соф. — Элис улыбнулась, глядя на расстроенное лицо сестры. — Мы пойдем туда все, все до одного, только я должна отправиться раньше. Только и всего.

Софи смотрела на сестру, и всем ее существом овладевала странная мысль, проникая в вытаращенные глаза, открытый рот, полость сердца. Мысль была настолько странная, что Софи, слышавшая ее от Лайлак, читавшая в картах и пересказывавшая ее родне, только сейчас до конца ей поверила.

— Так, значит, мы пойдем, — сказала она. Элис ответила чуть заметным кивком.

— Все это правда, — проговорила Софи. Сестра, спокойная (во всяком случае, не очень взволнованная) и ко всему готовая (по крайней мере, такой она казалась), росла и росла в глазах Софи. — Все правда.

— Да.

— Ох, Элис. — Столь выросшая Элис пугала ее. — Элис, прошу, не нужно. Подожди. Не уходи сейчас, не так рано...

— Я должна, — отвечала Элис.

— Но тогда я останусь... и все другие... — Софи откинула плед, встала и принялась просить стоя. — Нет, подожди, не уходи без меня.